продолжает топтаться на крыше лимузина, ожидая, когда я спущусь. Пользуясь этим, я проверил нож, который вчера, после ухода Пелагеи, стащил со стола — его мне принес завороженный официант по моей же просьбе. А сослался я на то, что хинкали ем исключительно ножом и вилкой. Согласен, попытка была так себе — в глубине души я был уверен, что никаких колюще-режущих предметов мне в руки взять не позволят. Кроме того, будь официант в здравом уме, моя просьба вызвала бы у него приступ тошноты — нормальные люди хинкали руками едят и попки от них оставляют нетронутыми. Однако находящийся не в себе официант даже не попытался мне что-либо возразить и покорно исполнил мою просьбу. Пропажу ножа после, я полагаю, он даже не заметил, а мне только это и нужно было. Уже в номере перед сном я этот нож отмыл и довел до необходимой остроты о днище глиняного цветочного горшка.
Похлопав себя по задним карманам джинсов, где ощущалась тяжесть этого прокачанного столового прибора, я вышел из номера, не забыв на всякий случай перекреститься и прошептать наскоро простенькую молитву, заученную еще в детстве. Меня этой молитве мама научила, и вот надо же, вспомнил. Сколько ни пытался учить другие молитвы, включая «Отче наш», так до конца запомнить их и не смог. А эту короткую детскую молитву почему-то вспомнил.
Странное дело — люди вроде меня, то есть не шибко верующие, в критические моменты своей жизни почему-то предпочитают не на себя самих полагаться, а сваливать всю ответственность за свое благополучное будущее на некие высшие силы. В храмы не ходят, ковыряться в собственных грехах не хотят, не каются, не исполняют элементарных заповедей, но при этом в критические моменты бегут к богу со словами: «Господи, спаси и сохрани!» Интересно, это свойство человека или же свидетельство любви всепрощающего бога? Надо будет подумать на досуге. Если выживу.
На пути к выходу из отеля мне не встретилась ни одна живая душа. Видимо, распоряжение Пелагеи. Боится, похоже, ворожея моих внезапных шагов, и в целом я ее понимаю. Вдруг я сейчас одну из ее марионеток покалечу, а потом скорую помощь вызвоню на травму? Врачи СМП на поножовщину обязательно полицию вызовут, а это если и не сорвет планы Пелагеи, то сильно их осложнит. Очень я сомневался, что у них есть влияние на силовые структуры. Хотя при тех вводных, что я уже имел, ворожеи должны были править если и не целым миром, то как минимум возглавлять правительство Российской Федерации или даже иметь влияние на президента. Однако такой расклад мне почему-то казался слишком уж фантастическим. Вывод — власть знает о тайном мире, к которому я теперь имею непосредственное отношение. А раз так, то есть и какой-то надзорный орган, вопрос лишь в том, какой именно. Думаю, если бы я на полном серьезе планировал свою семейную жизнь с Пелагеей, она бы мне рассказала обо всех нюансах их тайной жизни. Не в ее интересах утаивать подобное, а ну как ее новоиспеченный муженек кому проболтается или же не на тех нарвется? Расхлебывать-то всю кашу, которую я потенциально по неопытности мог заварить, ей придется.
К счастью, у меня уже имелся один источник информации. Да, я о Василии говорю. Кот у меня, хоть и своенравный, но думаю, все же простит меня за то, что я его прогнал. Он же не дебил какой. Дебилам частицу собственной силы не передают, как мне кажется. А значит, Василий поймет, что я так пытался его уберечь. Поймет и вернется ко мне. И уж тогда-то я у него все-все выведаю.
— При условии, что ты, Гриша, выживешь сегодня, — сказал я сам себе, накидывая на плечи свою куртку, бережно приготовленную гардеробщиком, видимо, еще с вечера. Затем я сделал пару вдохов и вышел в морозное утро.
Передо мной стоял тот самый черный лимузин, но ворона на его крыше уже не было. Автоматически распахнулась задняя пассажирская дверь. Я огляделся по сторонам, в надежде углядеть хоть одну уличную видеокамеру — нынче их по Москве было много установлено, и с каждым годом цифровой контроль над жителями мегаполиса все усиливался и усиливался. Не могу сказать, что меня это сильно тревожило, я человек законопослушный и скрывать мне нечего. Пусть голова болит у тех, кому есть что скрывать от закона. Поговаривали, что лет через десять Москва в этом сегменте цифровых технологий будет опережать все ведущие мегаполисы мира. Если верить слухам, камеры планировалось установить на всех станциях метро прямо в турникетах. Уж не знаю, как, но власти планировали привязать камеры и к личным электронным кошелькам, и тогда можно будет вовсе не платить за проезд, достаточно будет просто улыбнуться в эту самую камеру. Как по мне, удобная штука, а там посмотрим. С учетом того, как пилятся наши бюджеты на подобные инновации, таких технологий можно ждать еще долго. Хотя кто его знает? На дорогах же получается внедрять подобные системы, уже сегодня каждая улица, проспект или шоссе в столице и ее окрестностях находятся под наблюдением камер. Водители, конечно, ругаются — уже не полихачишь, как прежде, но и порядка на дорогах, как по мне, стало куда больше.
К сожалению, вся эта цифровизация конкретно в моем случае никак не сработала — я не увидел ни единой уличной камеры. Так что, если я и пропаду, никто толком даже не узнает, где и когда это случилось. В последний раз, полагаю, на камерах видеонаблюдения я засветился еще вчера в больнице, а там все считают, что я на больничном. Так что искать меня начнут не раньше, чем через две недели, а до тех пор записи видеонаблюдения нашей службы охраны могут и не сохраниться. Так что вероятность, что кто-то свяжет мое исчезновение с эффектной женщиной на «Ягуаре», бог знает за каким хреном крутившейся на нашей парковке, была минимальна.
— Да уж, гражданочка Пелагея, и все-то вы предусмотрели, как я погляжу… — пробубнил я, забираясь в комфортабельное авто. — Давай, шеф, поехали к дому! Дорогу сейчас покажу…
Лимузин рванул с места так, что его прыти иной обладатель спорткара позавидовал бы. Уж не знаю, что там за двигатель стоял, в подобных машинах я не разбираюсь от слова совсем, но, судя по всему, под капотом этого стального жеребца хоронился целый табун лошадей.
Не скажу, что хорошо запомнил убранство салона этого роскошного авто, слишком уж я нервничал перед важным делом. Помню лишь, что