Мы собираемся записать две его песни: «Nothing Achiving» и «Fall Out». При этом я буду играть на гитаре и петь, а Стюарт будет играть на ударных, а также исполнять большую часть партии гитары, потому что у него получается лучше, чем у Генри. Потом мы планируем размножить свою запись на фабрике RCA в Дареме и вручную разнести тираж по музыкальным магазинам. Такой напор и такая находчивость Стюарта вдохновляют меня, представляя собой явный контраст с постоянным трусливым откладыванием, таким характерным, как мне казалось, для звукозаписывающей индустрии того времени. Для меня энергия Стюарта — настоящий глоток свежего воздуха, и я заражаюсь этой энергией, хотя музыка, которую мы будем играть, не очень мне близка.
Мы устраиваем небольшую фотосессию на крыше временного жилища Коуплендов в Мэйфэйр. Стоит пасмурный февральский день, на улице пронизывающий холод. Стюарт и Генри смотрятся в своих темных очках не то хулиганами, не то кретинами. Что касается меня, то я выгляжу угрюмым и хочу, чтобы все закончилось как можно скорее.
Примерно в это время я впервые встречаюсь с Майлзом Коуплендом, человеком, который станет нашим менеджером, вдохновителем и продюсером. Майлз Эйкс Коупленд III — самый старший из братьев Коупленд. Этот внушающий трепет, умный, самоуверенный и очень серьезный человек еще тогда считался резким, высокомерным и беспощадным. Он сразу понравился мне, хотя прошел еще год, прежде чем он запомнил мое имя и начал принимать какое-либо участие в моей карьере. В то время он был занят чем-то другим. Для того, чтобы понять что-то о Майлзе, и, в общем-то, об остальных братьях Коупленд, важно узнать немного об их отце, Майлзе-старшем (вдохновителе психологической военной кампании, которая развернулась в квартире на Мэйфэйр). Майлз-старший, один из отцов-основателей ЦРУ, был тайным агентом на таких ответственных участках, как Ливан, Сирия и Египет, работая в Управлении стратегических служб, организации, из которой после войны образовалось Центральное разведывательное управление. По его собственному признанию, ему приходилось свергать правительства, давать санкции на политические убийства и служить «кукловодом» многих фиктивных и коррумпированных режимов по всему Ближнему Востоку. Он уволился из разведки и занялся политикой, лоббируя интересы Вашингтона, а также написанием книг о таинственном и запутанном мире разведки. Ким Филби, английский предатель и советский шпион, был другом семейства Коуплендов, а также их соседом в пригороде Бейрута, где Коупленды одно время жили. Стюарт всегда намекал, что Филби был объектом наблюдения и подозрений своего отца еще задолго до того, как начал работать на Россию, но моя любимая история о Майлзе-старшем — вот эта.
Когда в 1947 году в пещере неподалеку от древнего поселения Кумран были найдены свитки Мертвого моря, их прислали в офис ЦРУ в Дамаске. Майлз-старший и его коллеги-шпионы ничего не могли разглядеть в тесном, плохо освещенном помещении офиса, поэтому они взяли первый из подвернувшихся им свитков и отнесли его на крышу здания, чтобы получше разглядеть. Но не успели они развернуть таинственный двухтысячелетний документ на ровном, выжженном солнцем бетоне, как порыв сильного ветра вырвал свиток у них из рук, и хрупкий пергамент взлетел над крышами Дамаска, где и рассыпался без следа на миллион маленьких кусочков. Майлз-старший и ребята из ЦРУ вернулись в офис в некотором замешательстве. После этого драгоценные свитки были переданы в более бдительные и осторожные руки профессиональных археологов. Мне всегда не давала покоя мысль, что же было написано на том свитке. Майлз-старший растил и учил своего старшего сына в надежде сделать из него бизнесмена, желательно, нефтепромышленника, и Майлз-младший стал бы им, если бы не заболел рок-н-роллом, руководя местной музыкальной группой в Бейруте, где его младший брат, Стюарт, был ударником. После того как семья Коуплендов переехала в Лондон, Майлз с переменным успехом занимал должность импресарио в таких музыкальных коллективах, как Wishbone Ash, Caravan и Climax Blues Band.
Как старший отпрыск династического клана, Майлз Эйкс Коупленд III неудержимо стремился создать империю, которая включала бы в себя управленческие кадры, гастрольные агентства, издательства и звукозаписывающие компании. Предполагалось, что все эти учреждения будут представлять собой нечто единое и сплоченное, спаянное общей идеей и обладающее корпоративным духом, так или иначе свойственным всем империям. Именно благодаря этой деятельности Майлза стала возможной запись двух песен Стюарта, которая предстоит нам в ближайшее время.
Вечный оптимист, Майлз собрался с силами и сделал эффектный прорыв в мир бизнеса, а к моменту нашей первой с ним встречи уже добился определенных результатов. У него появился скромный офис в Dryden Chambers неподалеку от Оксфорд-стрит, где он руководил целым букетом маленьких многообещающих групп, играющих панк-рок, в том числе Chelsea и Cortinas, a также более солидной группой из Депфорда под названием Squeeze. Кроме того, он предоставил офис официальному хроникеру панк-рока Марку П., редактору SniffingGlue, который собирался со временем стать артистом. Планы Стюарта переквалифицироваться в джаз-рокового музыканта, в общем-то, не интересовали Майлза. В тот момент он задумал записывать и издавать тех, кого считал по-настоящему перспективными: Chelsea, Cortinas и Марка П.
— Послушай, Стюарт, — кричал он, по своему обыкновению, в нос и сильно растягивая слова, причем достаточно громко, чтобы его было слышно в коридоре, за дверями офиса. — Джин Октобер — это я понимаю. Конечно, он не станет петь за просто так, но он владеет этим уличным стилем, он настоящий панк-рокер. А у тебя в группе — этот парень, как его, Смиг? Он ведь, черт возьми, джазовый певец.
— Его зовут Стинг, — с обидой отвечал Стюарт.
— Ну, да, конечно, конечно! — отвечал Майлз, отмахиваясь от младшего брата.
Послушав наш сингл, Майлз воодушевился несколько больше, но все же недостаточно для того, чтобы стать нашим продюсером. Однако Стюарту было разрешено пользоваться звукозаписывающей аппаратурой в Dryden Chambers, хотя и на положении бедного родственника. Ян, средний из братьев, продюсер, непрофессиональный басист, а также ветеран вьетнамской войны, за несколько первых месяцев, прошедших со времени моего знакомства с этой удивительной семьей, стал моим любимым Коуплендом. Он был не так одержим стремлением к успеху, как другие два брата, и исповедовал простую, беззаботную философию человека, который побывал в смертельно опасных условиях и выжил. Насилие, свидетелем которому он был и в котором сам принимал участие во время службы в американской пехоте, как будто помогло ему шире взглянуть на то, что важно, а что не важно в жизни. Кажется, очень немногое по-настоящему волновало его. Его отличное чувство юмора стало для меня надежной константой, чем-то, на что можно было положиться, по контрасту с истерическим темпераментом двух других братьев. Он называл меня Лероем, потому что так он называл всех. Стараясь быть последовательным, он называл Лероем даже самого себя. В его компании я буду проводить время с гораздо большим удовольствием, чем в компании остальных, слушая его полные самоиронии и юмора, а часто страшные рассказы о вьетнамской войне.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});