— …Что с вами? — спрашивала Нина, видимо, уже не в первый раз. — Приступ? У вас все-таки малярия?
Я опомнился, вытер лоб платком. Черт, я действительно весь мокрый и дрожу.
— Сейчас пройдет, — сказал я. — Не беспокойтесь.
Нина озабоченно разглядывала меня в тусклом свете фонаря. Слабый луч, пронизав ее волосы, вдруг обрел силу, и голова Нины казалась окутанной сиянием. Я смотрел на ее скулы, на ровно очерченные губы.
— Вам получше? — спросила она. — Можете идти? Или нам стоит посидеть?
— Могу идти, — сказал я. — Не обращайте внимания. Так о чем вы говорили?
— О том, что рейхсканцлер Шпеер в восторге от того, что поставки рабочей силы из Франции продолжаются — Нина действительно вернулась к прежней теме.
Постепенно я успокаивался. Ничего она не знает. Просто рассуждает о том, что ее по-настоящему волнует. И это — отнюдь не здоровье Эрнста Тауфера, славного парня, который едва не хлопнулся в обморок посреди бульвара, о нет. Ее занимает политика Дарлана в отношении французских рабочих.
— «Смены» возят в Германию вагонами, как скот, — говорила Нина. — Кому-то удается бежать, но большинство… Вы слушаете?
— Да, — пробормотал я. — В Германии не хватает рабочих рук. И Франция как союзник обязана…
Нина снова остановилась.
— Вот что вы сейчас сказали? Вы хоть поняли, что сейчас сказали?
Я смотрел на ее покатые славянские плечи и не знал, что ответить. У нее плечо как раз под мою ладонь. Если сложить ладонь «чашечкой».
И тут из темноты вынырнул какой-то человек. Как я всё время и ожидал.
Я резко повернулся к Нине, ожидая объяснений. Я был уверен, что это кто-то из ее сообщников.
При виде незнакомца Нина мгновенно изменилась. Ее брови жалобно сложились «домиком», глаза расширились, рот приоткрылся буквой О. Она впилась в мою руку и пролепетала:
— Ernst!.. Je le crains!..
Человек был в штатском костюме и кепке.
— Господин Тауфер? — обратился он ко мне по-немецки. Он говорил спокойно, вполголоса.
Я отцепил от себя Нину, шагнул к нему:
— Что вам нужно?
— Всего лишь поговорить.
— Говорите.
Он наверняка вооружен. Если опередить, я успею уложить его голыми руками. Нужно только попасть кулаком ему в переносицу.
Я уставился между глаз своего непрошеного собеседника.
Он, конечно, меня сразу разгадал:
— Прицеливаетесь?
— Говорите, что вам нужно, и оставьте меня в покое, — приказал я, сжимая кулак.
— Вы — господин Тауфер?
— Да.
— Мы ждали вас, — сказал он.
— Кто это — «мы»?
— Ваша дама знает немецкий? — Он метнул быстрый взгляд в сторону Нины.
Я тоже посмотрел на мою Серпентину. Она отвела глаза.
Я сказал:
— Разумеется, нет. Ей и не требуется. Все, что нужно, она понимает без слов.
— Ernst, je le crains, — повторила Нина жалобным голоском. — Qui est cette personne?[60]
— Halt's Maul! [61] — рявкнул я.
— Зачем же так грубо? — упрекнул меня человек в штатском.
— Да этой корове всё равно, — сказал я.
Нина прикусила губу, и я понял, что за «корову» мне еще достанется.
Тем временем незнакомец продолжал:
— Мы ожидали вас вчера.
— Плохо работаете, — хмыкнул я. — Я и приехал вчера. Вы меня упустили.
Он не на шутку забеспокоился:
— Где же вы провели ночь?
Я показал пальцем на Нину:
— А вы как думаете?
— Вы даром времени не теряете, верно?
— Я и так потерял слишком много времени, — ответил я. — Теперь наверстываю.
Человек вздохнул:
— Были в кино?
— Верно.
— Кто она, вы хоть выясняли?
— Какая-то танцорка из «Ревю».
— Неплохой выбор, — одобрил он. — Танцорки обычно с перчиком… Только не перестарайтесь. Берегите здоровье.
— По-вашему, парижская девочка из кордебалета — это негигиенично?
— Я настоятельно советую вам, господин Тауфер, — сказал мой «опекун», — не ночевать больше по парижским девочкам, а снять приличный номер. Рекомендую отель «Маджестик». Вы будете приятно удивлены. Кстати, это не очень далеко отсюда. Ваша дама наверняка знает.
— Надеюсь, насчет дам там не очень строгие правила? — поинтересовался я как можно более небрежным тоном.
Краем глаза я продолжал следить за Ниной. Я ожидал новой вспышки безмолвной ярости, но, против моих ожиданий, Нина вдруг улыбнулась и устремила на меня сияющий взгляд.
— Oui, oui, le «Majestic»! — промолвила она.
— Видите, дама одобряет, — засмеялся незнакомец. — Нет, суровых правил там нет. Не для немецких офицеров. Желаю приятного отдыха.
Он исчез не прощаясь, так же внезапно, как и появился.
Несколько секунд я стоял неподвижно, не зная, как себя вести. Нина снова повисла у меня на локте и принялась щебетать по-французски. Мы пошли дальше по бульвару. Несколько раз я пытался заговорить с ней о случившемся, но она только теснее прижималась ко мне и продолжала издавать птичьи трели.
Отель «Маджестик» вырос перед нами темной громадой. Внутри, едва разгоняя мрак, горела одинокая лампа.
С освещением в Париже дела обстояли неважно. Горел один фонарь из трех, один из пяти, и то еле-еле. Но всё равно это было лучше полного затемнения. Комендантский час по распоряжению Первого консула Дарлана сохранялся, однако у танцовщицы из Revue имелся специальный пропуск, благодаря которому она могла ходить по улицам до трех часов ночи. Представление заканчивалось в два.
Портье дремал у стойки. Газета шелестела в такт его дыханию.
Нина хлопнула по звонку:
— Эй, Маршан!
Он подскочил, вытаращил сонные глаза.
Отель выглядел уныло, в убранстве преобладал погребальный темно-красный цвет, на высоких окнах — пыльные бархатные шторы с золотыми кистями.
Портье был человеком неопределенного возраста, с серыми волосами, зачесанными через плешку. Глазки маленькие, запавшие, в опухших красных веках — он определенно недосыпает.
— Ф-фу!.. — выдохнул портье. — Это вы, мадемуазель Тихонофф?
Я впервые услышал фамилию Нины. Tichonoff. Если вспомнить названия тех русских местечек, где прошел наш полк, могло быть значительно хуже.
Она быстро заговорила с ним по-французски. Несколько раз украдкой поглядывала в мою сторону. И взгляды эти мне очень не нравились.
Портье кивнул и обратился ко мне. Старательно выговаривая немецкие слова, он произнес:
— Мы рады приветствовать германского офицера в отеле «Маджестик». Извольте взять ключ. Номер совершенно готов и ожидает вас. Желаю приятно провести время.
Я взял ключ и обернулся к Нине.
— У меня есть еще полчаса, так что я провожу вас в номер, — сказала она. — Там и поговорим.
С красивой женщиной под руку я поднимался по мраморной лестнице в роскошный номер. Не удержавшись, я все-таки глянул вниз, на портье. Мне позарез требовался хотя бы один свидетель моего жизненного успеха. Но портье, уронив голову на стойку, безмятежно спал.
В номере стояла кровать. Я жадно уставился на нее. Мне хотелось лечь. Теплое одеяло. Мягкая подушка под головой. Лениво разглядывать потолок, закрыть глаза, заснуть, перестать думать, перестать быть.
Нина подошла к невысокому шкафчику, на котором были приготовлены бутылка вина, бокал и открытка от отеля со стандартным пожеланием приятного отдыха. Налила себе и выпила. Выдохнула.
— Значит, «корова»?
Началось.
— Послушайте, Нина, что я должен был ему сказать?
— А кто он такой?
— Понятия не имею. Поначалу я решил, что это ваш человек.
— Мой?
— Один из ваших заговорщиков, — пояснил я.
— Вам, наверное, кажется, будто я — глава могущественной подпольной организации, — сказала Нина. — И это льстит вашему карликовому самолюбию. Но я всего лишь одна из многих. Если вы сдадите меня Милиции, как собирались, в самом худшем случае из меня выбьют четыре, максимум пять имен. Больше я никого не знаю.
Она наклонилась, расстегнула ремешки туфель, сняла их и бесцеремонно улеглась поверх одеяла.
— Устала, — призналась она.
Я смотрел на нее сверху вниз. Она заложила руки за голову, потянулась. Под платьем едва наметилась грудь.
— Вы заняли мою кровать, — возмутился я.
— Это ненадолго. Я скоро уйду.
— Между прочим, я сам очень хотел лечь, но постеснялся вас.
— А я — нет. — Она пошевелилась, в полумраке белело ее горло. — Иногда мне приходится делить гримерку с несколькими партнерами. И не обязательно одного со мной пола.
— Рассчитываете, что я стану плясать с вами в одном кордебалете? — осведомился я.
Она села, держа спину прямо, как кукла.
— А разве вы уже не пляшете? — спросила она резко. — Послушайте, Эрнст, времени действительно мало. Кто был тот человек? Он точно не из наших.