Читать интересную книгу Неизвестные солдаты, кн.1, 2 - Владимир Успенский

Гейнц имел теперь еще один козырь: он лично убедился, что на участке его группы противник не располагает крупными силами. Надо спешить. Воинская слава – прожорливый зверь, которого нужно непрерывно кормить свежим мясом и кормить сытно, чтобы не ушел к другому хозяину.

Итак, вперед! А оставленный позади навоз пусть подбирает фон Клюге со своей пехотой…

Этот день был удачным для Гудериана. Его 24-й танковый корпус достиг Бобруйска и захватил в исправности мосты через Березину у поселка Свислочь. Передовые отряды 47-го танкового корпуса заняла город Борисов. Гейнц побывал в 17-й танковой дивизии, отдал приказ сняться с занимаемых позиций на кольце окружения и идти на восток для развития успеха. Краткой беседы с командиром дивизии оказалось достаточно, чтобы тот уяснил суть дела. Дивизия, свернувшись в колонны, форсированным маршем двинулась на северо-восток.

В штаб Гудериан возвратился спустя несколько часов и, согласно принятому порядку, донес по радио, командующему 4-й армией фельдмаршалу фон Клюге об отданных распоряжениях. Как и ожидал Гейнц, фельдмаршал отреагировал на этот раз с небывалой быстротой. Через пятнадцать минут радист принял контрприказ, отменяющей распоряжение Гудериана. 17-я танковая дивизия должна была оставаться на месте, фон Клюге не разрешил снимать с кольца окружения ни одного солдата.

Начальник штаба подполковник фон Либенштейн был удивлен, видя, как спокойно отнесся к контрприказу его самолюбивый командир. У Гудериана было игривое, несвойственное ему настроение. Он даже напевал легонько.

– Распорядитесь, барон, – сказал Гейнц, – чтобы приказ фон Клюге передали в 17-ю дивизию. По радио и с офицером связи. Генерал Вебер будет, конечно, огорчен, но что поделаешь, – развел Гудериан руками. – Конечно, он может и не сразу получить приказ: его рация на марше не работает, а офицеру связи трудно разыскать колонну в пути… Распорядитесь, чтобы все было как нужно. Не следует огорчать Вебера слишком поспешно…

Либенштейн смотрел на генерала, чуть приподняв бровь. Его белое, худощавое лицо аристократа было как всегда непроницаемо спокойно. Только когда встретились их глаза, подполковник позволил себе улыбнуться: ему все было ясно.

– Мы с вами становимся авгурами, – засмеялся Гудериан. – Хорошо иметь начальника штаба, которому не нужно говорить много.

Выход 17-й дивизии на передовую линию значительно усилил наступательные способности 47-го танкового корпуса, продолжавшего свой марш на восток.

Спал Гудериан плохо, с перебоями работало сердце: вероятно, слишком утомился в последнее время. Утроим поднялся хмурый. И может быть, потому, что чувствовал себя нездоровым, особенно неприятными показались ему полученные сообщения. Участок, с которого ушла 17-я дивизия, был наспех прикрыт пехотным полком, но ночью большая группа русских неожиданной атакой растрепала этот полк и вырвалась из «котла».

На 3-ю танковую дивизию произвели налет советские бомбардировщики. 18-я дивизия атакована на переправе через Березину. Танки и авиация противника остановили ее продвижение, передовой батальон полностью уничтожен. Командир дивизии просит подкрепления.

У Гудериана не оставалось никаких резервов. Если русские начали бы одновременно наступать и из «котла», и со стороны фронта, положение сделалось бы критическим. Оставалось только еще раз возблагодарить бога за то, что русские действовали разрозненно. И, оценив обстановку, Гудериан снова подтвердил свой приказ дивизиям первой линии: несмотря ни на что, прорываться к Днепру. Его войска должны быть там первыми!

С часу на час Гейнц ожидал вызова в штаб 4-й армии по поводу вчерашнего инцидента. Он хорошо знал характер Клюге. И когда вызов поступил, Гудериан тотчас вылетел на самолете.

Штаб армии располагался на окраине Минска – в городе еще продолжались уличные бои. Действовали авиация и артиллерия, методично, один за другим разбивая дома, в которых засели русские. Весь город лежал в развалинах, чадили многочисленные пожары, плотный дым висел тучами, заслоняя солнце. Крупные хлопья сажи плавали в воздухе; черным снегом покрывал опаленную землю пепел.

Фельдмаршал фон Клюге принял Гудериан а сразу же и держался сугубо официально. Сесть предложил только после того, как выслушал объяснения Гудериана.

– Час назад я беседовал в этой комнате с генералом Готом. – Голос у фельдмаршала скрипучий и резкий. – У Гота произошло точно такое же недоразумение. Танковая дивизия ушла со своего участка. Мой контрприказ получила с большим опозданием. Через открытую зону вырвались русские, численностью до полка. У меня сложилось впечатление, что вы и генерал Гот сознательно не выполнили мои указания. Если я имею дело с генеральской фрондой, то мой прямой долг – передать дело на рассмотрение военного суда, – сухо и бесстрастно чеканил фон Клюге, глядя мимо Гудериана, будто подчеркивая, что ему безразлично, кто находится перед ним, что он действует согласно закону, обязательному для всех.

Но Гейнц уже понял: ему ничто не грозит, у фельдмаршала нет доказательств.

– Простите, но это не так. Произошло случайное совпадение.

– На совпадение ссылается и генерал Гот.

– Он не мог оказать ничего другого, – заметил Гудериан, внутренне усмехаясь. Было видно, что Клюге прекрасно понимает, в чем дело, и не преминул бы наказать виновных. Но Гудериан оказался хитрей его. Фельдмаршал вправе, конечно, назначить расследование. Но кто знает, как отнесется к этому Гитлер, тем более что танкисты вот-вот выйдут к Днепру, а победителей не судят.

– Считаю вопрос ясным, – сказал фон Клюге. – Попрошу, генерал, извлечь надлежащие выводы. Сделайте внушение командиру дивизии за плохую связь. Я наметил некоторые меры, чтобы взаимодействие между нами было более тесным…

Гудериан сидел со скучающим видом, показывая, что слушать фельдмаршала его заставляет только долг службы. Клюге был из тех полководцев, которые воюют по правилам науки. Этот педант не способен на риск, на авантюру, сбивающую с толку противника.

Гейнц чувствовал свое превосходство над Клюге, который был, в конце концов, обычным военачальником Третьей империи. Таких много. Фюрер никогда не доверял им полностью и не любил их. Они чужды по духу Гитлеру, возведшему дилетантство в принцип. Фюрер ценил молодых генералов, глубже воспринявших его школу. И хотя Гейнц был немолод, он принадлежал к тем, кому Гитлер верил. Гудериан создал для фюрера бронетанковые силы, теоретически обосновал приемы использования их, он был советником и доверенным лицом Гитлера. Его звезда поднималась в зенит, тогда как звезда фон Клюге уже клонилась к горизонту. И Гудериан безбоязненно мог позволить себе слушать фельдмаршала с подчеркнуто скучающим видом. А прощаясь с фон Клюге, Гейнц, улыбаясь, сказал ему:

– Мои танки в трех местах форсировали Березину – последнюю реку перед Днепром. Я думаю, что наш дорогой фюрер с удовольствием воспримет это сообщение.

Фельдмаршал был достаточно выдержанным человеком, умел с бесстрастным видом переносить ядовитые уколы. Переносить, но не оставлять без ответа.

– Не расчет, а счастливый случай помог вам.

– Однако успех достигнут.

– Я рад этому, генерал. Но поверьте мне, я говорю искренне, как солдат солдату: успех ваших операций всегда висит на волоске. На очень тонком волоске, – повторил он.

* * *Из дневника полковника Порошина

30 июня 1941 г. Лес возле Могилева. У нас перемены. В штаб фронта прибыл маршал Ворошилов, чтобы на месте разобраться в обстановке. Вместо Павлова назначен новый командующий фронтом – генерал Еременко, только что прилетевший с Дальнего Востока.

Павлов был удивлен, ознакомившись с предписанием о снятии с должности. Самонадеянный человек, он до сих пор не чувствует за собой вины. Завидная способность! Он обижен, он уже сейчас изображает безвинно пострадавшего. Демонстративно отстранившись от всего, разгуливает по аллее, насвистывая, заложив руки за спину: «Посмотрим, посмотрим, что сможете сделать вы!»

О чем он думает? О бойцах, погибших из-за его ошибок и бездействия? Или о своем будущем, об испорченной карьере, начатой столь молниеносно.

Жалко начальника штаба генерала Климовских. Он, сдав дела, сказал мне: «Так лучше, если только не поздно». Вероятно, Павлова или Климовских будут судить. Только за что? Я уверен, что и при гораздо более благоприятных условиях Павлов не мог бы управлять фронтом. Он неплохой тактик, но совсем не имеет стратегического мышления. И то, что он оказался на таком посту, это не его вина, а его беда.

3 июля 1941 г. В сложившейся обстановке генерал Еременко предпринял единственно возможное. Он собрал остатки авиации фронта до 50 самолетов) и нанес по немцам два массированных удара: по танкам Гудериана у Бобруйска и по танкам Гота у Борисова. Особенно – на переправах через Березину. Результат: наступление головных танковых отрядов противника задержано. Весь день в воздухе бои.