так мы и пишемся».
Это была горькая правда. Нагруженный «воспоминаниями о будущем» БГ физически разрывался между «Аквариумом» и сессиями с Курёхиным.
«Они работали долго и помногу и в какой-то момент так устали, что, по-моему, вообще не могли друг друга переносить, — утверждал администратор «Курицца Рекордс» Сергей «Пит» Селиванов. — В итоге полноценного альбома у них не получилось. Осталась целая кипа материалов, на которые была потрачена уйма денег. И никуда эти треки нельзя было деть».
«Где-то году в девяносто пятом мы предприняли ещё один штурм этой высоты, и я перепел две песни по-русски, — вспоминал Гребенщиков. — Но и эта попытка сдвинуть всё с места ничем не увенчалась».
Наблюдая, как на волне увлечения буддизмом БГ вот-вот сольётся с вечностью, Курёхин убедился, насколько прав был Гераклит — нельзя дважды войти в одну реку. Понял он и другое: то, что пути к вершинам у них с Борисом Борисовичем разные. Да и вершины тоже разные.
«В процессе работы с Гребенщиковым мы начисто разошлись по творческим вопросам, — признавался мне Курёхин. — Главное расхождение было в том, что я не хотел, чтобы тексты были на английском. В результате мы не переругались, но расстались очень прохладно. Отчасти потому, что продюсер альбома Лёша Ершов хотел заработать на нём денег, а Боб, видимо, хотел резонанса на Западе и предложил английские тексты. Я сказал, что английские тексты не люблю. Это бессмысленно и глупо, петь нужно только по-русски. В результате всё закончилось тем, что я сочинил тексты сам, а мелодию напел в студии у Олега Скибы».
Впервые в жизни Капитан написал поистине смелые стихи, представлявшие собой жёсткий стёб на лирику корифеев ленинградской рок-сцены. Неопытному уху было непросто слушать, скажем, такой демонический текст, созданный за гранью фола: «Но чаек крик стоит в ушах, и Слон ебётся зря, / Я стану мягче, ближе и теплей, чем трель Соловья...»
Эти слова Сергей Анатольевич сочинил для песни, которая вошла в альбом под названием «Слон и Соловей». Поначалу она невинно называлась «Отблеск тебя», и Гребенщиков возвышенно пел в ней про «алмазный дождь» и «хрусталь сна». Капитан принципиально пренебрёг этим текстом, а взамен написал свой — нарочито издевательский. Это был явный вызов.
К большому сожалению, цивилизованного общения между героями не получилось. Рассказывая мне об этом проекте, Гребенщиков с трудом припоминал подробности, признавшись, что своего экземпляра пластинки у него нет. Да никогда и не было.
«А как ты отнёсся к тому, что Курёхин на этом альбоме вдруг запел?» — спросил я у Бориса Борисовича. «Честно говоря, я охренел, — без паузы ответил он. — Для меня это был шок».
Во время интервью с Курёхиным зимой 1996 года я поинтересовался судьбой этой тяжелейшей сессии, которая длилась более четырёх лет. Капитан спокойно заявил, что пойдёт в своих экспериментах «до победного конца».
«Я буду выпускать этот альбом специальным способом, — поделился планами Сергей. — Создам компанию «Анубис Рекордс» и буду изготавливать на ней штучные экземпляры. Просто нарезать... За десять долларов покупаю матрицу, иду к друзьям и перегоняю один экземпляр. От руки расписываю конвертики — пятьдесят экземпляров именных и сто экземпляров — тираж. Я же не собираюсь на этом зарабатывать. Мне главное, чтобы работа не пропала».
«То есть это будет чисто культурологическая акция?» — слегка опешив, переспросил я. «Чисто...» — подтвердил Капитан.
Это было последнее слово, которое я услышал от Курёхина. Через три месяца его забрали в больницу, где врачи диагностировали саркому сердца. Выпустить этот альбом Сергей так и не успел.
Сейчас мне кажется, что после записи «Детей декабря», в которой Курёхин принимал участие, его дух ещё долгие десять лет продолжал витать над «Аквариумом». И служил своеобразным индикатором — мол, а что сказал бы о новых песнях Капитан? После внезапной смерти Сергея и создания Гребенщиковым эпитафии «Капитан Белый Снег» эта незримая нить куда-то пропала. Наверное, просто улетела в небеса...
* * *
После прорывных альбомов «Навигатор» и «Снежный лев» Гребенщикова потянуло на экспериментальную музыку. Подходящий материал присутствовал — это были опыты раннего «Аквариума», о которых БГ вспомнил, находясь в Англии на отдыхе. Ему была необходима перезагрузка, и он арендовал для семьи домик на побережье, где в течение полугода занимался творческой медитацией. Из пучин подсознания лидер «Аквариума» вынырнул вместе с полузабытыми мелодиями семидесятых, из которых можно было лепить всё что угодно — с учётом того, что на дворе стоял 1996 год, самый расцвет трип-хопа, брейк-бита и культуры сэмплов.
Соблазн смешать музыку разных эпох оказался велик, и в голове у Бориса сложился замысел «Гипербореи» — одного из самых спорных альбомов «Аквариума».
«У нас был старый долг длиной в двадцать пять лет, и долг этот нужно было вернуть, — комментировал идею сессии Гребенщиков. — Просто оказалось, что вокруг нас ничего не изменилось, и мы решили записать альбом, состоящий из песен, которые всё это время лежали непонятно где, и с ними можно было как-то поиграть».
Матерый авангардизм БГ способствовал типично аквариумовской концептуальности в деле обновления реликвий. Название «Гиперборея» возникло из воздуха в процессе работы над этой «лавкой древностей». Оно будоражило воображение и перекликалось с героическими сагами в духе Роберта Грейвса и Майкла Муркока.
Фундамент нового альбома покоился на шести архивных композициях, а на второй стороне развернулось монументальное пятнадцатиминутное полотно «Магистраль», выстроенное не то как современная мантра, не то как рок-опера — с увертюрой, бурным развитием и продуманным финалом. Мощные рок-н-роллы «Люди, пришедшие из можжевельника» и «Духовный паровоз» выглядели как колонны классического здания, подчёркивающие эклектичность этого опуса. И наконец, в качестве виньеток Борис решил использовать ретро-романс «Ария казанского зверя» и неземной красоты песню «Ангел дождя»: «Ежели в доме расцвёл камыш — значит, в доме разлом, / А ежели череп прогрызла мышь — время забыть о былом».
Изначально предполагалось, что альбом будет записываться в Лондоне, но потом представители «Триария» заявили, что «денег нет и не будет». Подробности мне неизвестны — знаю только, что лейбл обанкротился, а его идеолог, переиздавший бэк-каталог «Аквариума», уже много лет не живёт в России.
Это значило, что об английских сессиях можно надолго забыть. В итоге «Гиперборею» решили делать на питерской студии «Добролёт» — на средства, взятые в кредит главой фирмы Solyd Records Андреем Гавриловым. Но по ряду причин работа там не сложилась, и вскоре музыканты перекочевали на «Мелодию». Звукоинженером в этом акустическом пространстве служил Александр Докшин, с которым группа уже сотрудничала на альбоме