Читать интересную книгу Папийон - Анри Шарьер

— Ладно, начальник.

И я последовал за ним. Он оставил меня погулять во дворе, и я высушил тапочки на солнце. Со дня неудавшегося побега прошло дня три. Я ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь заговорил о нем. Выходил из камеры во двор, снова возвращался в камеру. Сальвидиа так и не появился. Это означало, что бедняга погиб, разбился, наверное, о скалы. Я и сам чудом уцелел только потому, что находился сзади, а не впереди. Но как знать?.. Надо выбираться из психушки. Будет гораздо труднее убедить их в том, что я выздоровел или по крайней мере поправился настолько, чтобы снова вернуться в лагерь. Да, куда труднее, чем в обратном... Надо начать убеждать врача, что мне стало гораздо лучше.

— Месье Рувио! (Так звали главного охранника). Я по ночам мерзну. Если я пообещаю, что не буду пачкать одежду, дадите мне брюки и рубашку?

Охранник был изумлен. Он уставился на меня широко распахнутыми глазами, потом после паузы сказал:

— Присядь-ка, Папийон! Вот тут, рядом. И расскажи, как дела.

— Я ужасно удивлен. Прямо понять не могу, как я тут оказался, начальник. Ведь это психушка, верно? И я здесь, с этими придурками. Я что, тоже маленько съехал с крыши? Почему я здесь? Объясните мне, уж пожалуйста.

— Бедняга Папийон. Ты был болен, но теперь, похоже, дело пошло на поправку. Работать хочешь?

— Да.

— А что хочешь делать?

— Все равно.

И вот мне выдали одежду и поставили убирать камеры. Вечером дверь в мою камеру оставалась открытой до девяти, запирали ее, только когда заступала на свой пост ночная охрана.

Однажды со мной вдруг заговорил человек из Оверни, санитар из заключенных. Мы сидели в дежурке вдвоем. Охрана еще не пришла. Я этого парня не знал, зато он сказал, что очень хорошо знает меня.

— Хватит тебе придуриваться, приятель, — сказал он, — что у тебя тараканы в башке.

— Ты про что это?

— Про то. Не воображай, что тебе удалось провести меня, вот про что. Я наблюдаю за психами вот уже лет семь и с первой же недели понял, что ты прикидываешься.

— Ну и что?

— А вот что. Я очень расстроился, что вам с Сальвидиа не удалось бежать. Это стоило ему жизни. Мне его жаль, честно, он был моим близким другом, хотя и не посвятил в свои планы. Но я на него не в обиде. Если чего надо — дай знать. Буду рад помочь чем могу.

Взгляд у него был открытый и честный, и я понял, что он не лжет. Не слышал, чтоб кто-нибудь отзывался о нем хорошо. Но и плохого не слышал. Так что наверняка парень что надо. Бедный Сальвидиа! Да, вот уж, наверное, подняли переполох, когда обнаружилось, что он исчез. На берегу нашли обломки бочек. Они были уверены, что его сожрали акулы. Врач сокрушался по пропавшему оливковому маслу. Все твердил, что теперь, во время войны, вряд ли пришлют еще хоть каплю.

— Что ты теперь советуешь мне делать?

— Устрою тебя в наряд. Они каждый день ходят из дурдома в больницу за жратвой. Заодно и прогуляешься. Начинай вести себя нормально. Ну, из десяти высказываний восемь должны быть разумны. Если быстро поправляться — тоже будет подозрительно.

— Спасибо. Как тебя зовут?

— Дюпон.

— Спасибо, Дюпон. Приму твой совет к сведению. После неудавшейся попытки бегства прошел уже месяц.

Еще дней через шесть в море обнаружили тело моего друга. По какой-то странной случайности акулы его не тронули, так, во всяком случае, сказал мне Дюпон. Но какие-то мелкие рыбки выели внутренности и сожрали часть ноги. Череп был разбит. Вскрытия не производили, так как труп почти совершенно разложился. Я спросил Дюпона, может ли он помочь отправить одно письмо. Его следовало передать Гальгани, который затем незаметно сунул бы его в еще не опечатанный мешок с почтой. Я написал в Италию, матери Ромео Сальвидиа.

«Мадам, Ваш сын погиб без оков и цепей. Он храбро встретил свою смерть в океане, вдали от охранников и тюрем. Он умер свободным в мужественной борьбе за эту свободу. Мы обещали друг другу писать семьям, если с кем-нибудь из нас что случится. Я исполняю свой скорбный долг и целую Ваши руки, как сын.

Папийон, друг Вашего мальчика».

Исполнив свой долг, я вознамерился никогда больше не вспоминать об этом кошмаре. Так уж устроена жизнь. Теперь главная цель — выбраться из дурдома, чего бы это ни стоило, и постараться устроить так, чтобы меня отправили на остров Дьявола, откуда можно снова попытаться бежать.

Мне поручили приглядывать за садом. Вот уже месяца два я вел себя нормально, и работой моей были так довольны, что этот чертов кретин, начальник охраны, не желал меня отпускать. Овернец сообщил: еще одна последняя проверка, и доктор намеревается отправить меня из дурдома в лагерь на испытательный срок. Но начальник охраны уперся и стоял намертво, уверяя, что никогда еще его сад не был так замечательно ухожен.

Поэтому однажды утром я повыдергивал из грядок все кустики клубники и побросал их в кучу. А на месте каждого кустика воткнул маленький крестик.

Ну и гвалт же тут поднялся! Этот ублюдок, начальник охраны, чуть не треснул от злости. Он прямо дар речи потерял — только плевался пеной, так что было не разобрать ни слова. А потом сел на тачку и залился настоящими непритворными слезами. Да, я, конечно, переборщил немного, но что оставалось делать?..

Врач смотрел на вещи проще.

— Этого больного следует отправить в лагерь на испытательный срок с тем, чтобы он мог адаптироваться к нормальной жизни, — сказал он. — Чувство одиночества — вот что толкнуло его на этот странный поступок. Скажи, Папийон, ну зачем ты выдернул клубнику и повтыкал все эти крестики?

— Я не в силах объяснить этого, доктор. И я прошу у начальника прощения. Он так любил эту клубнику! Мне страшно жаль, что так произошло... Буду молить Бога, чтобы он послал ему в следующий раз хороший урожай.

И вот я снова в лагере с моими друзьями. Место Карбоньери оставалось незанятым — я повесил свой гамак рядом с его гамаком, словно Матье был еще здесь.

По указанию врача я носил на блузе нашивку с надписью «Спецлечение». Никто, кроме врача, не смел отдавать мне никаких приказаний. В мою обязанность входило подметать листву перед больницей с восьми до десяти утра. Я частенько сиживал с врачом перед его домом за кофе и сигаретами. Его жена тоже часто сидела с нами и расспрашивала меня о прошлом.

— А что же случилось дальше, Папийон? После того, как ты расстался с этими ныряльщицами за жемчугом?

Дни напролет я проводил с этими славными людьми.

— Заглядывай почаще, Папийон, — говорила его жена. — Мне всегда приятно тебя видеть, ты так интересно рассказываешь о своих приключениях!

Они, видимо, считали, что рассказы и воспоминания о прошлом помогут мне смягчиться, восстановить душевное равновесие. Я решил попросить врача помочь мне с отправкой на остров Дьявола.

И вот все решилось. Завтра меня отправляют. Врач и его жена знали, почему я так стремился на остров Дьявола. Они были так добры ко мне, что я просто не мог им лгать.

— Доктор, я не в силах переносить этого более. Устройте так, чтобы меня отправили на остров Дьявола. И я или убегу, или погибну при попытке к бегству. Мне все едино.

— Понимаю тебя, Папийон. Вся эта каторжная система, это издевательство над людьми претит мне самому. Здесь все насквозь прогнило. Поэтому прощай и удачи тебе!

Тетрадь десятая

ОСТРОВ ДЬЯВОЛА

СКАМЕЙКА ДРЕЙФУСА

Это был самый маленький из островов Спасения. И самый северный, открытый всем волнам и ветрам. Он начинался с узкой и ровной полоски земли, опоясывающей его почти по замкнутому кругу, затем почва постепенно поднималась и переходила в плато, на котором располагался сторожевой пост охраны и один барак для заключенных — всего человек на десять. Заключенных, осужденных за обычные преступления, посылали на остров Дьявола не часто, он почти целиком и полностью был зарезервирован для политических, которые жили каждый в отдельном маленьком домике с крышей из оцинкованного железа. По понедельникам им выдавали продукты вперед на неделю и каждый день — по буханке хлеба. Их было здесь человек тридцать. Врачом работал некий Леже, отравивший всю свою семью в Лионе. Политические практически не общались с остальным контингентом заключенных, лишь время от времени слали на них жалобы в Кайенну. Неугодного им человека ждала отправка назад, на остров Руаяль.

Между Руаялем и островом Дьявола существовала кабельная связь, поскольку море часто штормило, не позволяя судам и лодкам с Руаяля причалить к каменистым берегам этого маленького острова.

Главного надзирателя лагеря (всего здесь их было трое) звали Сантори. Омерзительный, грязный и жестокий тип с недельной щетиной на лице.

— Папийон, надеюсь, ты будешь вести себя на острове прилично. Не станешь доставать, тогда и я тебя не трону. Ступай в лагерь. Там проведаю тебя еще раз.

В большой камере я обнаружил шестерых заключенных — двух китайцев, двух негров, парня из Бордо и еще одного француза из Лилля. С одним китайцем мы познакомились уже давно — он сидел со мной в Сен-Лоране под следствием. Обвиняли его в убийстве. Дело в том, что в прежней своей жизни он промышлял пиратством. Его ребята нападали на сампаны[16] и зачастую вырезали всю команду вместе с семьями. Страшно опасный тип, но в тюрьме он зарекомендовал себя надежным и добрым товарищем, и я ему доверял.