— Но у меня есть еще одно замечание, — сказал я. — Нужно, чтобы случай этот был действительно удобным. Надо, чтобы наша первая же попытка побега увенчалась полным успехом. Ибо, если она не удастся, нам уже никогда больше не представится подходящий случай, и капитан Немо никогда не простит нам побега.
— Это верно, — сказал Нед Ленд. — Но ваше замечание одинаково относится к попытке бежать сегодня, как и к тем попыткам, которые мы предпримем через два года. Из этого следует непререкаемый вывод: как только представится удобный случай к побегу, надо будет немедленно воспользоваться им.
— Согласен. А теперь скажите, Нед: что вы называете «удобным случаем»?
— Темную ночь, когда «Наутилус» идет вблизи какого-нибудь европейского берега.
— И вы думаете спасаться вплавь?
— Да, если «Наутилус» будет плыть по поверхности вблизи берега. Если же корабль окажется под водой и берег будет на далеком расстоянии, то…
— То в этом случае?…
— В этом случае нужно будет захватить шлюпку. Я знаю, как это сделать. Мы заберемся в нее и, отвинтив болты, всплывем на поверхность так, что даже рулевой, помещающийся в штурвальной рубке, не заметит нашего бегства.
— Ладно, Нед. Стерегите же подходящий случай. Только помните, что неудача погубит нас!
— Не забуду, господин профессор!
— А теперь, когда мы обо всем договорились, Нед Ленд, хотите знать, что я думаю о вашем проекте?
— Конечно, господин профессор.
— Я думаю, — подчеркиваю — думаю, а не надеюсь, — что этот подходящий случай скоро не представится.
— Почему?
— Потому, что капитан Немо, вероятно, хорошо понимает, что мы не отказались от мысли вернуть себе свободу, и поэтому он будет настороже во время нашего плавания вблизи европейских берегов.
— Я согласен с мнением хозяина, — сказал Консель.
— Поживем — увидим, — ответил Нед Ленд, упрямо покачав головой.
— Хорошо, — сказал я, — довольно! Не стоит больше разговаривать об этом. В тот день, когда вы решите бежать, вы нас предупредите, и мы последуем за вами, ни о чем не расспрашивая. Мы слепо верим вам, Нед!
Так окончился разговор, который должен был иметь очень важные последствия.
Скажу сразу, что, к великому огорчению канадца, события подтвердили правильность моих предложений. То ли капитан Немо не доверял нам в этих оживленных морях, то ли он хотел избежать встречи с многочисленными судами всех наций, бороздившими воды Средиземного моря, но мы почти все время шли под водой и на далеком расстоянии от берегов. «Наутилус» либо всплывал на поверхность так, что из воды выступала только рулевая рубка, либо он забирался на большие глубины. Кстати сказать, между Греческим архипелагом и Малой Азией мы не находили дна и па глубине в две тысячи метров.
О том, что мы прошли мимо острова Карпафос, который принадлежит к группе Додеканез, я узнал только от капитана Немо, указавшего мне его местонахождение на карте.
На следующий день, 14 февраля, я решил посвятить несколько часов изучению рыб Греческого архипелага. Но по неизвестным мне причинам ставни на окнах салона весь день оставались герметически закрытыми.
Проследив по карте путь «Наутилуса», я увидел, что он идет к острову Криту. В тот момент, когда я вступил на борт «Авраама Линкольна», этот остров восстал против турецкого ига. Я не знал, какая судьба постигла восставших критян, и уж, конечно, не капитан Немо, порвавший всякую связь с обитаемым миром, мог осведомить меня об этом.
Я не делал никаких намеков на это событие, когда вечером встретился с капитаном Немо в салоне. Надо сказать, что капитан показался мне мрачным и чем-то озабоченным. Вопреки обыкновению, он неожиданно распорядился открыть обе ставни в салоне и, переходя от одного окна к другому, пристально всматривался в воду. Что он надеялся увидеть? Я не мог разгадать этого и потому просто занялся рассматриванием рыб, проносившихся перед моими глазами.
Среди многих других рыб я заметил морских колбней, в просторечии именуемых бычками; эти рыбы часто встречаются в соленой воде вблизи дельты Нила.
Далее я увидел фосфоресцирующих пагров — рыбок из семейства шаровых, или так называемых морских карасей. Египтяне считали этих рыб священными, и заход их в воды Нила, обычно предвещавший большой разлив реки, то есть хороший урожай, отмечался пышными религиозными церемониями.
Мимо нас проплыла стайка хейлинов — костистых рыб длиной в тридцать сантиметров, с прозрачной чешуей синеватого цвета, местами усеянной красными пятнами. Эти рыбы питаются исключительно морскими водорослями, что придает их мясу исключительно нежный вкус. Хейлины считались лакомством еще в древнем Риме и подавались на стол с приправкой из молок мурены, павлиньих мозгов и ласточкиных языков.
Еще один обитатель этих морей напоминал мне времена древнего Рима. Это был лоцман — рыбка, сопровождающая акул; по верованиям древних, эта маленькая рыбка, вцепившись в киль корабля, могла остановить его.
Я заметил также очаровательных anthias — священных рыб древней Греции, обладавших, по поверью, способностью изгонять чудовища из тех мест, где они водились. Название этих рыб — anthias означает «цветок», и они вполне оправдывают это название переливами своей окраски, дающей всю гамму красного цвета — от бледнорозового до рубинового.
Я не мог оторвать глаз от этого морского чуда, как вдруг меня поразило неожиданное зрелище. Под водой показался человек, ныряльщик с кожаной сумкой у пояса. Это был живой человек. Он несколько раз возвращался на поверхность и затем снова погружался в воду.
Я повернулся к капитану Немо и взволнованно воскликнул?
— Человек тонет! Его надо во что бы то ни стало спасти! Капитан Немо, не ответив мне, поспешно подошел к окну. Пловец снова нырнул и, прильнув глазами к стеклу, глядел на нас.
К моему глубокому удивлению, капитан Немо сделал ему какой-то знак. Ныряльщик кивнул в ответ головой, немедленно всплыл на поверхность моря и больше не появлялся.
— Не бойтесь за него, — сказал мне капитан Немо. — Это Николай с мыса Матапан, прозванный «Рыбой». Его знают на всех островах Греческого архипелага. Замечательный пловец! Вода — это его стихия, и он проводит в ней больше времени, чем на суше, беспрестанно переплывая с одного острова на другой, а порой даже забираясь на Крит.
— Вы знаете его, капитан Немо?
— Почему бы мне его не знать, господин Аронакс? Сказав это, капитан подошел к шкафу, вделанному в стену салона. Рядом с ним стоял окованный железом сундучок с медной пластинкой на крышке, на которой был выгравирован девиз «Наутилуса» — Подвижный в подвижном — и начальная буква «Н».