самого себя, что от недотраха, но хрен бы там. Ломает от самой невозможности видеть её. Прикоснуться. Поцеловать. Каких-то три дня…
А если больше? Это ж свихнуться можно.
Пара пересадок и вот уже я быстрыми шагами пересекаю оживлённую набережную, направляясь к знакомому пафосному зданию. Обтекаю народ и тихо усмехаюсь себе под нос, наблюдая за происходящим.
Туристы такие клоуны. Так эмоционально на всё реагируют, словно на другую планету прилетели. Выряжаются в нелепые сувенирные шляпки и футболки с эмблемой города. Скупают полотенца с той же эмблемой. Фоткают береговую линию по стопятьсот раз, а следом снимают ещё и себя на том же фоне, чтобы после отпуска остались воспоминания. Море же, море же увидели!
А я… Я ведь всю жизнь живу здесь, буквально в шаговой доступности, и не помню, чтоб вообще прежде замечал все прелести курортного города. Морской запах, шум волн, переливающийся солнечный блик на воде – всё это всегда воспринималось лишь белым шумом. Привычным и скучным. Но ведь на самом деле всё не так плохо....
"Мы можем выбирать, что нам видеть: звёзды на небе или окурки под ногами" вроде так недавно, а словно целую вечность назад как-то сказала Чижова. Не дословно, но смысл тот.
И, чёрт возьми, она права. Жаль, что осознание этого приходит слишком поздно. Жаль, что она появилась так поздно. Только с её появлением моё серое существование среди серой унылости окрасилось яркими красками.
А вот и знакомый парадный вход.
– Добрый день. Я оповещу Алису Григорьевну, ― уже привыкшая ко мне "Анна" с ресепшена тянется к стационарному отельному телефону. Приходится придержать прыть, перегибаясь через стойку и нажимая кнопку сброса.
Малая здесь. Отлично, это просто отлично. До безумия хочу её увидеть, но прежде закончу то, ради чего пришёл.
– Хозяин на месте?
На меня растеряно поднимают глаза.
– Григорий Васильевич? На месте.
Отлично. Я боялся, что он где-нибудь в отъезде.
– Сообщи, что Виктор Сорокин хочет с ним поговорить. Можно кину пока сюда? ― не дожидаясь согласия, спортивная сумка глухо шлёпается на кафель и отпинывается в угол.
Так. Предпоследний пункт в моём списке. Порешаем этот вопрос и я, наконец, затискаю маленькое блондинистое создание. А потом сообщу последние новости, после которых меня пошлют. Далеко и надолго.
Глава девятнадцатая. Год ― это всего лишь триста шестьдесят пять дней
POV САЛАМАНДРА
"Ну как?"
"Никак. Трижды сбросил звонок"
"Зря я уехала. Давай вернусь?"
"Нет, не надо ♡ "
"Точно?"
"Ага"
"Выше нос, детка! Всё будет пучком. Я с тобой, только маякни. Пригоню с одноразовыми платочками и винишком =*"
Отправив стикер с обнимашками, сворачиваю диалоговое окно с Кариной, подвисая, зацепив взглядом заставку рабочего экрана. На которой запечатлены мы: я и Витя в бассейне. То самое фото, что успела сделать Скворцова. Ракурс сбоку и, по большей части, видно одну широкую спину Сорокина, но потому я её на фон и поставила. Слишком уж хорош вид.
На душе даже не кошки скребутся, а загнанные в угол дикобразы беснуются. Мы не виделись все выходные, ограничиваясь короткими разговорами и ещё более короткими сообщениями, и я так ждала понедельника, чтобы обнять его… Но Витя в школе не объявился. А теперь ещё и на звонки не отвечает.
Не хочу, но снова себя накручиваю. А если что-то случилось? А если он не сдержал слово и, едва я уехала, опять дрался? И теперь лежит с осложнениями, пока в него втыкают трубки, но сознаваться мне в этом не хочет, вот и молчит? А если Яна, улучив момент, решила его "приободрить" и он теперь не знает, как мне об этом сообщи…
Так, тпруу.
Куда тебя понесло, Чижова? Забыла? Доверие. Доверие, доверие и ещё раз доверие. Необоснованными подозрениями я унижаю не только Витю, который пока не давал повода в себе усомниться, но и саму себя. Это не дело. Это априори тропинка, ведущая в никуда, а, значит, будем умнее и не станем на неё ступать.
И всё равно виски надсадно сдавливает. Под настроение как нельзя подошёл бы дождь и пасмурная хмурость, но куда там. Сквозь кристально чистое стекло слепит от солнца, а от громкой танцевальной музыки у бассейна даже тройной стеклопакет не спасает.
Сквозь тонкие прутья балкона несложно разглядеть отдыхающих и даже чей-то надувной круг в виде пончика, забытый на газоне. Аниматоры отплясывают на тропинках, уговаривая разлёгшихся в шезлонгах станцевать "макарену", а возле бара "на воде" не иссякает очередь к прохладительным напиткам.
Движение и шумиха у нас здесь всегда, буквально двадцать четыре часа на семь, вплоть до наступления холодов, так как главный бассик с подогревом. И обычно беззаботная атмосфера нисколько не напрягает. Наоборот, по утрам отлично бодрит.
Однако не сегодня. Сегодня всё только раздражает.
Обняв себя руками, стою у окна, смотря на множество ярких точек внизу, а внутри всё сдавливает. Чара, словно чувствуя мой раздрай, ободряюще толкается мокрым носом в ногу, гавкая. Мол, выше нос, хозяйка. Прорвёмся.
– Прорвёмся, ― благодарно улыбаюсь ей, почёсывая загривок. ― Правда, Бегемот?
Пушистое, вылизывающее себя чудо, неохотно вскидывает голову и, потеряв равновесие, неуклюже падает с задранной лапой на покрывало. Неповоротливый тюленёнок.
– Мяв, ― недовольно прилетает мне за то, что отвлекла.
– Прости, ― в нерешительности стискиваю телефон. ― Как думаете, позвонить снова или будет слишком навязчиво?
Возможности подумать не даёт стук в дверь. На секунду сердце недоверчиво ёкает, вырисовывая образ того, кто может оказаться за дверью, но нет. Это всего лишь папа.
– Можно? ― интересуются деликатно.
После пятницы между нами что-то неуловимо изменилось. Не могу сказать, что выстроилась стена, но напряжение в общении возникло однозначно. И это при том, что мы не ругались. Не было ни ссоры, ни скандала, даже отчитываний с ультиматумами ― и тех не было.
Папа сроду не повышал на меня голос. Не повысил его и после того, как увёз с боёв. Лишь уже по приезду, наедине, объяснил свою позицию: вежливо и предельно доходчиво. Обрисовав не самую радужную перспективу для подобного рода отношений. Даже примеры привёл из собственного опыта и наблюдений.
После этого мы толком больше не пересекались. И тем более не разговаривали. Я даже не спускалась, чтобы присоединиться к родителям на обедах и ужинах, но не потому что устроила бойкот, а потому что кусок в горло не лез и не лезет по сей момент.
А теперь вот он пришёл. Лично.
– Конечно, ― даю ему войти, удерживая за ошейник Чару,