что водянистых глаз не видно. Одни щёлки.
– А ты тогда на что? Воздух переводить? Будет от тебя толк когда-нибудь или нет?
– А от тебя? От тебя какой толк?
– Поговори ещё. Шагом марш в магазин, дармоед. Живёшь тут, так делай, что велено.
– Жил.
– Что?
– Что слышал. Надеюсь, когда в следующий раз свидимся, мне придётся нести цветы на твою могилу.
Хватаю с постели заранее собранную спортивную сумку и иду на выход. Печально, но туда свободно уместилось всё барахло, накопленное за восемнадцать лет. Даже место осталось.
– Чё ты там лопочешь? Мать, ты слышала? У хорька зубы лишние, ― переграждая дорогу, хватают меня за рукав, оттягивая свитер. ― Стой, куда собрался? Я с тобой не закончил.
– А я закончил, ― отпихиваю отца, но агрессии в этом внешне неказистом существе не меньше, чем дерьма. Завязывается даже не потасовка, а жалкое подобие стычки, в которой тот совершает глобальную ошибку ― задевает цепочку на шее, едва не сорвав её.
Обычно я стараюсь хоть сколько-то держаться. В идеале, вообще не находиться дома в это время. Но ванна терпения, кажется, перелилась через край.
Слишком много всего навалилось разом.
Слишком много.
Я просто не вывожу.
Не отдавая себе отчёта, с разворота врезаю ему по виску. Тело мешком оседает на пол, очумело тряся башкой. Мать верещит как ошпаренная, лёжа в постели и вслепую нашаривая костыль. Фонит телек, включённый на новостях. На улице гудит газонокосилка. В залитой солнцем комнате кружит пыль. Воняет табачным дымом. Скачут солнечные зайчики по рванным обоям. Тупой сюр какой-то. Но именно такой я запомню помойку, в которой родился и рос.
Брезгливо бросаю частично оглушённому отцу уже не нужный ключ от своей комнаты и, игнорируя женские визги о том, чтоб я не смел уходить, иначе они вызовут полицию, ухожу. Надеюсь, что навсегда.
* * *
– Чего так долго? ― нетерпеливо осаждаю Мишу, едва замечаю его на горизонте. Того самого тюфяка Мишу, что набивался мне в гиды.
– Так пробки же.
– Пробки у бутылок. Пошли, ― первым ныряю в прохладное нутро спортзала и, минуя лабиринты коридоров, направляясь в дальнюю часть. По пыхтению за спиной очевидно, что следом послушно, пусть и без особого рвения плетутся. Ещё б не плёлся, иначе пендаля дам для ускорения.
Особенность здешнего местечка ― здесь всегда кто-нибудь занимается. Утро, день, вечер, выходной, будний день, праздники ― по барабану. В здоровом теле ― здоровый дух, так что тренажёрки вечно заняты. Порой приходится ещё и очереди ждать.
– Дарова, ― обмениваюсь рукопожатием с Егором, другом друга Никитоса, который приходится мужем то ли его тётке, то ли кузине. Я, честно говоря, не особо вникал во всю эту сложную ветку, но Егор ― дядька классный. Бывший профессиональный спортсмен, ныне тренер в не очень крупной, но известной в городе сети спорт-центров. Именно случайная встреча с ним дала мне в своё время хорошую базу ― как в прокачке физформы, так и в закалке характера. ― Привёл шпендика, ― киваю на Миху, приохреневшего от переизбытка вокруг себя потных качков. Как бы не обмочился от страха. ― Не сломается?
Того окидывают профессионально оценивающим взглядом.
– Не сломается. И не таких выхаживали.
– Выхаживали? Зачем меня выхаживать? ― напрягается дрыщ.
– А, да. Ты ж ещё не знаешь, ― подталкиваю его между лопаток, заставляя подойти ближе. ― Знакомься, Мишутка. Твой тренер ― Егор… Эээ, как тебя там по отчеству?
– Да неважно, ― отмахиваются благосклонно.
И то верно, если тебе под полтинник ― это ещё повод заклеймить себя унылыми правилами вежливости.
– Значит, просто Егор, ― киваю, закрепляя результат. ― Отныне он твой отец родной, мать и брат в одном флаконе. А то его личный раб два часа в сутки, три раза в неделю. Делай всё, что он скажет и, глядишь, станешь настоящим мужиком.
Наконец-то, до Михи начинает доходить.
– А кто-нибудь меня спросил: я в этом нуждаюсь?
Медленно и даже почти без угрозы разворачиваюсь к нему, а тот уже жмурится, шарахаясь. Во зашуганный.
– Нуждаешься, ― заботливо поправляя ему школьный галстук, заверяю. ― Если не займёшься прокачкой своих яиц, очень скоро они отсохнут. А девочки евнухов не любят. Так что два часа, три раза в неделю ― запомнил?
– З-запомнил, ― подхрипывают в ответ. ― Только не души.
А, да. Удавку слишком сильно затянул. Случайно. Наверное.
– Вот и умница. С тебя оплата за полгода вперёд и можешь приступать хоть прямо сейчас. Ты ж взял переодёвку, как я велел? ― получаю неуверенный кивок, но и этого достаточно. ― Чудесно. Касса в кармане Егора. Наличные приветствуются. Для тебя всё равно копейки, а человеку приятно. Считай это скромной инвестицией в нового себя. Учти, ― грозно нависаю сверху. ― Будешь филонить: я узнаю, найду тебя и отмудохаю. Это понятно?
– Д-да.
– Вот и славно. Ну. Удачи, ― напутственно похлопываю по худому плечу. Кожа и кости, как ещё не гремит при ходьбе. ― Поверь, друг: ты мне потом спасибо скажешь. Я знаю. Через тоже самое проходил.
Когда-то и меня сюда вот так же привели. Я, конечно, изначально был в лучшей форме, чем он, да и постоять за себя умел, но несколько лет постоянных еженедельных тренировок не прошли даром. Чтобы махать кулаками много ума не надо, а вот чтобы просчитывать наперёд собственные возможности и уметь оценить силы противника ― здесь-таки надо попотеть.
Для Мишки это всё пока слишком сложно, и в большинстве не нужно. На начальных этапах ему достаточно просто набрать массу и обрасти шкуркой внутренней уверенности, чтобы, наконец, научиться давать отпор. Так что с чистой совестью оставляю Егору на попечение шестьдесят килограмм неюзанного пластилина. Лепи ― не хочу.
Понятия не имею, зачем это делаю и за ким чёртом подвязываюсь под помощь тому, кто её не просил. Видимо, закрываю личный гештальт. Типа, чтоб моё краткосрочное пребывание в школе пошло на пользу хоть кому-то.
Ну а дальше всё зависит от Михи. Соскочит ― сам олень, просрал шанс. Не соскочит ― что ж, тогда ещё не один раз вспомнит меня добрым словом. Или не очень добрым. Хз. Похрен.
График плотный, поэтому не задерживаюсь и иду дальше по намеченному списку, попутно сбрасывая очередной звонок Алисы.
Скоро, малая. Скоро. Я дико соскучился. Три дня тебя не видел.
С того вечера пятницы мы ведь больше не виделись. Созванивались, списывались, но не виделись. И знаете, что?
Это мучение. Натуральное мучение.
Три дня. Всего три грёбаных дня, а меня ломает как торчка в активной фазе, до хруста в позвоночнике. И хотелось бы убедить