– Он выглядел так, словно подкрадывался к Насте и собирался напасть.
– Вот видишь! – хихикнула Саша, подталкивая локтем ошарашенную подружку. – Я же говорила, что объяснение будет логичным и полностью исходящим из посылки, что кузен Диего в жизни не видел пылесоса. Или все-таки дядюшка? Ладно, потом разберемся. А суть в том, подруга моя, что красавец мужчина тебя самоотверженно спасал, прям чуть не зашибло его, а ты вместо благодарности на шкаф от него полезла. Вот что мы скажем дяде Вите – это уже другой вопрос…
– Может, спрятать пылесос на место? – предложила Настя. – Дядя Витя, насколько я понимаю, им не пользуется и неизвестно когда из кладовки достанет. А когда все-таки достанет и заметит, уже столько времени пройдет, что он и сам не поймет. Может, подумает, что сам когда-то по пьяному делу…
– Насть, не завирайся, а? Дядя Витя, хоть и закладывает раз в месяц по-черному, все-таки не дурак! Он первым делом у меня спросит, это же я привела к нему в дом не пойми кого.
– А если ему не говорить, что здесь был чужой?
– Я не скажу – папа скажет.
– Девочки, перестаньте, – перебил Кантор. – Скажите хозяину дома правду. Я извинюсь и найду какой-нибудь способ возместить ему ущерб. Или давайте я сам скажу. Мы уж как-нибудь между нами, мужчинами, это дело решим.
– Похвальное стремление, – опять усмехнулась девочка. – Только вот дядя Витя здесь бывает редко, и вы с ним можете просто не встретиться. Ладно, оставим пылесос, может, я еще смогу эту несчастную жертву починить. Давай лучше разберемся, кем мы друг другу приходимся и почему я тебя не знаю. Семья большая, но я знаю родню хотя бы по фотографиям и что-то не припоминаю, кто из наших родственников мог возникнуть на пустом месте посреди кладбища в таком виде. Если Насте не привиделось, конечно.
Странно она себя вела для ребенка. На вид кузине (или в самом деле племяннице?) можно было дать лет одиннадцать-двенадцать, ну тринадцать в крайнем случае, если учесть маленький рост и худосочное телосложение. Однако слова, повадки, манера говорить больше подходили взрослой девушке. Если закрыть глаза, можно подумать, что они с Настей ровесницы. А если опять открыть – начинаешь недоумевать, какие общие интересы могут быть у этих двух подружек, настолько разных по возрасту. Может, Саша такое же чудо природы, как его величество Шеллар, который с двенадцати лет трудился на ниве правопорядка?
– Моего деда звали Байли, – не очень охотно поделился Кантор. Как-то не торопился он доверять незнакомым людям, пусть даже они приютили его и, кажется, кормят. Во всяком случае, сахару не пожалели. Но стоит ли говорить им об отце? Не будет ли у него неприятностей из-за этого? – Я его совсем не знал и видел только раз, в Лабиринте, когда он умирал. Тогда же я узнал о существовании Семьи и в первый и последний раз ее видел.
– О, насчет дедушки Байли я и не сомневалась, – хмыкнула девчушка. – Ветвь Кирин пропечатана у тебя на лбу семьдесят шестым стаутом. Да ты и похож на дедушку. Но его детей до сих пор не пересчитали точно, так что давай поподробнее. Ты родителей своих знаешь?
– Да, конечно. Но я всю жизнь считал, что мой отец принадлежит совсем к другой семье. Наверное, он жил под чужим именем.
– А где вы жили вообще? В каком мире вы обитали, что ты пылесоса в жизни не видел?
– Наш мир не сообщается с другими. Может, могущественные маги знают что-то об иных мирах, раз они следят за стихийными порталами, но я не принадлежу к числу посвященных.
– А, ну вот все и ясно! – совсем по-детски обрадовалась малявка, даже подпрыгнула на табуретке от полноты чувств. – По закрытым мирам у нас только дядя Макс гулял, он в греческой лавочке работает. А мы тут, значит, и понятия не имеем, что он там размножился! Выходит, мы все-таки одного поколения, так что ты мне не дядя, а брат. Троюродный. Хоть по возрасту и в отцы годишься. Ну а дальше? Сюда-то как попал?
– Не знаю, – честно ответил Кантор. – Сам понять не могу.
– У тебя что, память отшибло, или тебя какой-то знакомый эльф из телепорта потерял, да ты боишься, как бы у него неприятностей не было?
– Насчет эльфа – теория правдоподобная, сам первым делом об этом подумал. Но точно тебе сказать не могу. Последние пару недель… ну, или около того… я провел в Лабиринте.
– А что случилось?
– Это как-то касается дела? Допустим, меня по голове стукнули.
– Ну, такая версия прекрасно объяснила бы твою патологическую ненависть к пылесосам, но я же вижу, что ты врешь.
– А то, что я не хочу обсуждать причины своего падения в Лабиринт, ты не видишь? – начал закипать Кантор. – Это к делу не относится. Никаким боком. Так вышло. И все. До того момента я все помню, но события двухнедельной давности никак не объясняют перемещения между мирами.
– А твой летний наряд, количество паразитов в нем и вот это, – доставучая кузина приподняла двумя пальчиками наручники, – они объясняют?
– Я был в плену, – коротко пояснил Кантор. И добавил для пущей ясности: – У нас война.
– Ага.
– И мне нужно вернуться обратно.
– За добавкой, – иронично уточнила вредная родственница, повторно демонстрируя наручники.
– Должок остался. – Это было сказано уже сквозь зубы, так как при первой же вспышке памяти они стиснулись сами собой. – И не один.
«Сначала я найду Астуриаса и да Косту. Я не буду в них стрелять. Я найду способ их умыкнуть в тихое, безопасное место, и умирать они будут долго. Потом я найду винтовку и займусь отстрелом. Каждая голубая мантия с белой лошадью, каждая иномирская рожа, где бы я их ни встретил. А еще я припасу арбалет и пару дюжин крепких осиновых болтов с серебряными наконечниками. Пригодится. А если мне опять доведется дожить до победы – Судьба ведь любит поиздеваться, – уже не придется маяться выбором, куда девать остаток своей бесполезной жизни. Я посвящу его охоте на троллей…»
– Ага… – Малявка бесцеремонно оборвала построение жизненных планов товарища Кантора. – Я понимаю, это святое, но, может, ты бы их вслух пересчитывал? А то сидишь, молчишь, и только по глазам можно угадать, что ты как раз эти самые должки припоминаешь.
– Эти подсчеты – не для маленьких девочек, – сердито огрызнулся Кантор. – Я понимаю, вам зверски любопытно, что я такое и откуда взялся, но все-таки о серьезных делах я хотел бы поговорить с кем-то из взрослых членов семьи. Мне надо попасть домой, а ты вряд ли знаешь способ перемещаться между мирами.
– Теоретически один вариант есть, – ничуть не смутилась Саша. – Но, во-первых, без гарантии, а во-вторых, неизвестно, когда я этого родственничка увижу, он нынче в командировке. Так что с папой я тебя, конечно, познакомлю. Может, он тебе и остальную родню представит, это уже ваше дело. Но тут есть один нюанс. Вернее, два. Но очень плотно связанных. Если папа узнает, что я делала на кладбище, жизнь моя станет тяжкой и полной лишений. Я понятно намекаю?
– Здесь тоже запрещена некромантия? – понимающе усмехнулся Кантор. Дети… Они везде одинаковы!
– Не то чтобы законодательно… но папа запрещает мне брать его ритуальные предметы и самостоятельно что-либо делать. Если он узнает, пропало лето.
– Думаешь, он не заметит, насколько оплавлены свечи?
– Свечи как раз не его, папа некромантией не занимается. Свечи я стащила у дяди Макса. Так что не узнает, если ты не сдашь. И второй неприятный момент. Мой папа – стихийный телепат.
Кантор уставился на самоуверенную малявку с откровенным недоумением.
– И как ты предполагаешь что-то от него скрыть? Он ведь в любой момент может уловить твои мысли так же, как и мои.
– Дубина! Ты что, щититься не умеешь?
– Не умею и, более того, впервые об этом слышу.
– Опаньки… – Наконец-то Кантору удалось увидеть хоть тень растерянности в хинских глазенках хитроумной кузины. – Так ты, значит, вообще ничего не умеешь? Это раз дядя Макс тебе ничего не говорил о Семье, так он тебя и не учил ничему? И ты вообще полный ноль, даже минимального курса самопознания и самоконтроля не прошел?