сегодня — обмотанная веревками горка мяса, костей и шерсти. Розалина же не знала, что говорить. За годы, прожитые далеко от шумного и пестрого мира, она незаметно и естественно распрощалась с детством и как бы неожиданно превратилась в женщину.
Йордан подошел к окошку, надолго задержал взгляд на толстом потрескавшемся вязе.
— Уходишь? — тревожно спросила Розалина.
— Надо!
— Можешь переночевать… Папа скоро вернется с пастьбы.
— Нельзя!.. Лучше уйти…
Йордан почувствовал что-то напряженное и тревожное вокруг себя. Отвернул лицо от лица Розалины… и понял, что снова поднимается на звезду, чтоб наблюдать за собой с выси.
— Подумают еще, что волк загрыз, если вечером не вернусь…
— Кто подумает, ты же один живешь?!
— Один… живу один, но все знают, что пошел за волком. Не вернусь я сегодня вечером, решат: не стало Йордана. А я им отведу его. Пусть смотрят. Скажу, чтоб придумали, куда девать. Такого зверя убивать нельзя… Хорош, бродяга!
Шагнул за порог и направился к вязу.
— У вас покрепче веревки ничего не найдется?
Розалина порылась под навесом, молча подала ему старую ржавую цепь. Йордан обмотал ее вокруг мощной шеи зверя, потом снял канат, оставив только дубину в пасти.
— Ну что, волчонок, — сказал он нежно, — пошли?
— Может, все-таки останешься?.. Папа рассердится, если отпущу тебя…
— В другой раз… Сейчас нам надо торопиться — скоро стемнеет.
— У тебя никогда не было жены? — с внезапной смелостью спросила Розалина, наперед зная ответ.
— Никогда… — тихо ответил Йордан.
— И всегда один живешь?
— Один!.. Но дома не очень-то задерживаюсь — все время зовут куда-нибудь…
— Значит, не останешься сегодня?!
— Нет! Подумают, волк меня съел. Пошли, серый! — дернул он цепь.
Волк послушно поплелся за Йорданом, сильно прихрамывая на одну ногу.
Розалина смотрела вслед, пока они не скрылись в лощине. Потом уткнулась в корявый ствол вяза, где прежде лежал зверь, и тихо заплакала. Вековая кора привычно впитывала слезы…
— Трус!.. — процедила сквозь сжатые зубы женщина.
Откинула голову. Слезы все еще подступали к глазам, она их утирала своими маленькими кулачками, тихо, как заклинание, повторяя:
— Трус, трус! Трус…
И вдруг резко выпрямилась. Посмотрела на мир сухими глазами, заторопилась к обжитой, богом забытой кошаре.
Перевела Светлана Кирова.
Христо Карастоянов
ДЕКАБРЬСКИЕ ДОЖДИ
К вечеру заморосил дождь, и асфальт стал опасным. Проехав несколько километров за городом М., человек увидел: на шоссе женщина ловит попутную машину. Он неохотно притормозил.
Она доверчиво села на переднее сиденье, сбивчиво заговорила. По ее растерянной улыбке нетрудно было заметить, что она чем-то озабочена. Сразу же стало известно, что незнакомка добирается до своего родного села и просит подбросить ее до развилки — в двадцати километрах отсюда.
Быстро смеркалось. С приближением перекрестка, к которому они теперь спешили, усиливался дождь, и на лице молодой женщины все явственнее проступала тревога. А когда человек пошел на поворот, чтобы остановиться на обочине, женщина внезапно повернулась к нему и взволнованно спросила, спешит ли он?.. Человек в нерешительности пожал плечами, не дожидаясь ответа, незнакомка попросила уделить ей два-три часа времени — поехать с ней в село.
Человек совершенно растерялся, женщина перевела умоляющий взгляд на рукав его пиджака и, краснея, принялась объяснять ему, что едет навестить больную мать, что она так плоха, что нет никакой надежды…
Человек смотрел на нее с недоумением. Он не был врачом и потому не понимал, чего она хочет от него.
Женщина залилась краской до корней волос, когда говорила о том, что мать мечтала видеть ее замужней — это успокоило бы мать. Женщина понимала, что это глупо, но не умела объяснить матери причину своего одиночества… Вот почему просит поехать с ней, надо показать матери своего жениха.
Человек встревожился и поспешил объяснить, что он женат. Женщина нервно засмеялась, втолковывая ему, что это не имеет значения, все только ради матери. Она обещала вместе с ним вернуться в город и все объяснить его жене… если это понадобится.
Человек колебался, но женщина просила так убедительно, что в конце концов он, обреченно вздохнув, согласился.
— Хорошо, хорошо… — успокаивал он свою спутницу.
Незнакомка ответила вздохом облегчения и заверила его, что они побудут там совсем недолго и вернутся обратно в город. Бледнея от смутных, тревожных мыслей, человек вывел машину на ухабистую дорогу, ведущую к селу.
Их встретил отец и два ее младших брата, в которых угадывалась та же, присущая сестре, решительность. Она с порога представила человека как своего жениха, о котором им когда-то рассказывала, ему искренне обрадовались. Обменявшись крепкими рукопожатиями, будущего родственника повели представить матери.
Услышав радостную новость, мать побледнела, кроткие, счастливые слезы медленно потекли по ее увядшему лицу, она ласково приняла в свою немощную руку сильную руку незнакомого ей человека. Дочь торопилась показать матери свое счастье, она говорила без умолку, улыбка не сходила с ее пылающего лица, а человек, опустив голову, стоял под только что озаренным надеждой, но теперь уже безучастным взглядом старухи. Она устала — старик заботливо поправил на постели жены домотканое одеяло и, повинуясь просьбе, одному ему понятной, которую он прочел в умиротворенном взгляде жены, пригласил всех в большую теплую комнату для гостей.
На столе, во главе которого горделиво восседал отец, появилось вино и обильный ужин. Старик с удовольствием называл гостя по имени — по-свойски. Когда все было подано, свои места за столом заняли и братья. Рядом с человеком сидела женщина. Она благодарно поглядывала на него. Отец расспрашивал будущего зятя подробно о жизни, о городских новостях, о службе. Невзрачная вроде бы профессия человека не разочаровала старика. Напротив, он словно ждал именно его, а не какого-то там большого начальника. Человек старался отвечать на все вопросы с любезностью, на которую был способен в этих обстоятельствах. Отец, в свою очередь, рассказал ему о своей семье, о хозяйстве, погоревал о том, что врачи никак не могут определить, что за хворь привязалась к его старухе, поведал и о том, что неустроенность единственной дочери сильно ее огорчала…
— А теперь вот и у нас все по-людски… — порадовался отец.
Дочь нервничала, но это замечал только человек, который сидел рядом с ней. Она смотрела то на отца, то на братьев, поднимавших запотевшие от прохладного вина бокалы. Братья приглашали выпить за здоровье гостя, за счастье. Человек уклонялся — за рулем. Тогда женщина пришла на помощь братьям. Она заявила, что у нее есть «права» и на обратном пути машину поведет она. Мужчины стали убеждать гостей, что лучше уехать пораньше утром. Но женщина помнила свое обещание и