– Господь тебя освободит, – сказал отец Уилсон, искренне желая, чтобы так оно и было. – Сложи жуткое свое видение к ногам Господа, и Он избавит тебя от дальнейших мучений.
– Эти картинки очень… неприличные, – призналась Эми.
– Тебя одолевают распутные мысли, дочь моя?
– Они связаны не со мною, святой отец, и не приносят мне никакого удовольствия! Сплошные страдания.
– Все равно ты должна отдать их на суд Божий и освободить свой ум от подобной мерзости, – строго произнес священник. – Ищи свой путь к Господу. Какую бы жизнь ни избрал муж, твой долг перед Богом и супругом – выдерживать это с радостью в душе и стараться приблизить спутника жизни к Всевышнему.
Эми кивнула и смиренно спросила:
– Но что именно мне делать?
Священник задумался. В Библии содержалось достаточно историй, касающихся той разновидности рабства, которая называлась браком. Они помогали отцу Уилсону склонить к послушанию многих женщин, своевольно мыслящих и поступающих. Но с Эми все было сложнее. Видя ее бледное лицо и умоляющие глаза, он не мог отговориться библейскими поучениями.
– Почитай то, что рассказывает Писание о Марии Магдалине, – сказал священник. – Подумай над словами Господа: «Кто из вас без греха, первый брось в нее камень». Бог не давал нам права судить друг друга, даже не разрешил рассуждать о чужих грехах. Господь сам разберется с ними и осудит нечестивцев. Дитя мое, дождись, пока уразумеешь Божью волю, и повинуйся ей.
– А какая мне будет епитимья? – спросила Эми.
– Пятьдесят дней читать молитвы по четкам. Делай это своими словами и тайно, а то в нынешние тревожные времена преданность церкви не вызывает должного уважения.
Эми склонила голову, выслушала благословения, произнесенные шепотом, потом встала и присоединилась к людям, молящимся у алтаря. За их спинами раздались негромкие шаги священника. Затем, держа в руках хлеб и вино для причастия, он медленно двинулся вдоль прохода и скрылся за перегородкой.
Сквозь неплотно сомкнутые пальцы и узор ограды Эми видела, как отец Уилсон встал лицом к алтарю и зашептал молитвы на вечной латыни. У нее заболело в груди, и она решила, что это вызвано переживаниями последних дней. Отец Уилсон не назвал ее страдания надуманными и не посоветовал выбросить их из головы. Он не отпрянул в ужасе и не объявил гнусной клеветой сплетни кухарки и мальчишки-подручного. Священник не упрекнул ее в гордыне и злобных подозрениях, возводимых на честного мужа. Вместо этого он посоветовал ей исполнять свой долг жены со стойкостью и смирением, как будто знал, что впереди ее ждут еще более тяжкие испытания.
«Отец Уилсон тоже знает, – подумала Эми. – В Денчворте об этом известно всем, от кухарки до священника, да и в других местах тоже. Должно быть, я последней узнала страшную правду о своем муже. Боже, какой стыд и глубочайший позор».
Священник поднял облатку. Эми затаила дыхание, чувствуя, что сейчас совершается невидимое чудо превращения хлеба в тело Христово, а вина – в кровь Спасителя. Елизавета могла издавать любые законы по поводу церкви, но ее богомерзким новшествам противились не только епископы. В Англии хватало священников, продолжавших служить мессу так, как положено, и прихожан, тайно принимавших истинное, а не лицедейское причастие.
Эми казалось, что пламя свечей сделалось ослепительно ярким. Присутствие живого Бога несло утешение. Это действо было слишком священным, чтобы являть его прихожанам и привычно совершать по воскресеньям. Лицезреть Бога можно было лишь сквозь неплотно сомкнутые пальцы и узор перегородки. Эми вновь стала молиться о том, чтобы Роберт вернулся к ней. Когда это случится, она должна встретить мужа с поднятой головой, избавившись от всех мыслей об осуждении, изгнав из разума видения чужого греха. Очищенная и освобожденная, Эми встретит мужа так радостно, как и надлежит верной жене.
Сесилу удалось перехватить Елизавету до начала грандиозного празднества в великолепном дворце графа Арунделя.
– Ваше величество, нам необходимо поговорить наедине. Прошу вас, пройдемте в ваши покои.
– Ах, Призрак!.. – Она засмеялась. – Хочешь омрачить мне торжество? Граф приготовил пир, достойный императора. Разве что мясо в золотые листочки не завернул. Мне неловко обижать его опозданием.
– Ваше величество, к сожалению, не все благорасположены к вам так, как граф Арундель. У меня есть сведения, что Папа Римский усилил свои угрозы в ваш адрес, а по стране ходит немало сплетен о вас.
– Каких именно? – нахмурилась королева.
– Говорят, что вы чрезмерно благоволите сэру Роберту, уделяете ему куда больше внимания, чем всем прочим придворным.
«Что за слащавая каша!» – мысленно рассердился он на себя. А как еще сказать ей, что народ в открытую называет ее шлюхой Роберта Дадли?
– Пусть себе сплетничают. – Елизавета опять засмеялась. – Сэр Роберт – самый блистательный из моих придворных. Почему бы мне не благоволить ему?
Сесил все-таки нашел в себе мужество выразиться яснее:
– Ваше величество, все гораздо хуже. Ходят слухи, будто вы находитесь с ним в предосудительных отношениях.
– Кто это говорит? – вспыхнула Елизавета.
«Народ в каждой английской таверне».
– Все кому не лень, ваше величество.
– У нас что, нет законов, ограждающих королеву от клеветы, и палачей, чтобы подрезать языки излишне болтливым личностям?
Сесил даже оторопел. Он чувствовал, что рассвирепевшая Елизавета готова не только подрезать языки, но и рубить головы.
– Ваше величество, мы можем арестовать несколько дюжин сплетников, но ведь об этом говорят повсюду. Люди такому верят. Не будем же мы воевать с собственным народом. Англичане любят вас, однако…
– Довольно! – резко прервала она главного советника. – Ни я, ни сэр Роберт не сделали ничего предосудительного. Для чего тогда существуют придворные, Тайный совет и ты, мой Призрак? Этак скоро обо мне начнут болтать в моем же присутствии! Народ не сочиняет сплетни, лишь подхватывает то, что кто-то распускает. Ищите тех, кто этим занимается. Когда вы примерно накажете одного, другого, десятого, охота распускать слухи и клеветать на королеву пройдет сама собой. Если это будет продолжаться, то основная вина падет на тебя, Сесил. Хорош главный советник королевы!
Она повернулась, готовая уйти, но Уильям осторожно тронул ее за рукав и попросил:
– Постойте, ваше величество.
– Что тебе еще?
– Простонародью свойственно сплетничать о своих господах. Но этим дело не ограничивается. При дворе есть те, кто заявляет, что Дадли нужно лишить жизни, пока он не опозорил вас.
– Ему грозит опасность? – Елизавета сразу позабыла, что спешит на торжество.