Разговор, перемежающийся поцелуями, продлился до глубокой ночи. Родители Колина не вызвали в сердце Виктории ни тепла, ни сострадания. Ей было обидно за Колина, но у Уайтов, по крайней мере, было какое‑то извинение. Викторию же в семье откровенно не любили. А родители Колина были раздавлены гибелью любимого старшего сына. Но и в том, и в другом случае родители проявили жестокосердие, они сумели убедить своих детей в том, что они ни на что не годятся. Теперь детям, уже ставшим взрослыми, так и придется по жизни нести эту несправедливость. Виктория считала, что это преступление — внушать своему ребенку, что его не только не любят дома, но он вообще недостоин любви и его не полюбит никто и никогда. Это было проклятием ее жизни, а оказалось, что и Колина тоже.
В ту ночь они сумели дать друг другу ту любовь, утешение и поддержку, которую заслуживали и так долго ждали. Для обоих это было событие, изменившее их жизнь. Виктория больше не докладывала Харлану обо всем, что происходит у нее на свиданиях. Теперь она оберегала от посторонних глаз и свои отношения с Колином, и его сокровенные тайны, а он так же бережно относился к ней. Своей сестре он рассказал о Виктории только самые необходимые вещи. Ему тоже хотелось оградить Викторию от переживаний, сберечь их нарождающееся чувство. Их отношения были пронизаны уважением, нежностью и благодарностью.
Вскоре после знакомства с родителями они в очередной раз пошли в ресторан, и это был еще один знаменательный для обоих вечер. Виктория понимала, что это глупо, ей было неловко придавать этому такое большое значение, но факт оставался фактом, и Колин это понял. Был День святого Валентина, и он повел ее в романтичный французский ресторанчик с фантастически вкусной кухней, хотя Виктория проявила силу воли и ела очень умеренно. Ужин был великолепен, а потом они отправились не к ней, как раньше, а к нему. У Колина было припасено для нее шампанское и изящный золотой браслет с крошечным сердечком из бриллиантов, он надел браслет на ее руку и поцеловал. Виктория приникла к Колину и сама не заметила, как они очутились в постели. Одежда была отброшена в сторону, а вместе с ней и все годы одиночества, прожитые друг без друга. Они отдавали друг другу всю свою любовь, всю нерастраченную нежность, и каждый чувствовал: его — любят. Они это заслужили и наконец дождались своей любви.
С этого вечера началась их совместная жизнь. Они вместе ужинали, иногда проводили вечер дома, готовили, убирались, ходили в зал на тренажеры и в кино, ночевали то у нее, то у него и сумели слить воедино две самостоятельные жизни. Им было хорошо вместе, о таких отношениях можно было только мечтать.
Идея поехать куда‑нибудь на весенние каникулы принадлежала Колину. Грейси зазывала сестру в Лос‑Анджелес, но Виктории не хотелось. Родственники наверняка испортят им весь отдых, а если они с Колином и дальше будут вместе, то скоро ему так или иначе придется познакомиться с ее родней. Виктория с ужасом ждала этого момента и даже несколько раз говорила на эту тему с доктором Уотсон, которая искренне была рада за нее.
— Почему ты боишься знакомить его с родителями? — спросила доктор, не понимая причину ее упрямства.
— А вдруг они внушат ему, что я недостойна любви, и он решит, что они правы? — выпалила она в панике.
— Ты и впрямь так думаешь? — спросила доктор, глядя ей в глаза. Виктория покачала головой.
— Нет. А вдруг? Они могут быть очень убедительны.
— Ничего подобного. Единственный человек, кого им удалось убедить, это ты. Им никто не поверит, кроме собственного ребенка, и это делает их поведение особенно жестоким. Никто другой на эту чушь не купится. Мне кажется, что у Колина хватит ума это понять.
— Надеюсь. Просто я ужасно волнуюсь. Заведут свою обычную песню, а мне перед Колином красней. Унизительно!
— Может, и заведут. Но уверяю тебя, ему это не понравится, они только потеряют в его глазах. А кстати, ты уже пригласила его на свадьбу сестры? — Виктория об этом еще ничего не говорила.
— Нет еще. Но собираюсь. Не хочу, чтобы он видел меня в этом жутком коричневом платье. Срамота!
— Еще не все потеряно. Убеди сестру, что тебе надо быть в чем‑то другом. Время еще есть, — напомнила доктор Уотсон.
— Вы же знаете, она и слышать не хочет. Придется вытерпеть, но мне до смерти не хочется, чтобы Колин видел меня в таком наряде.
— А мне кажется, для него это не имеет значения. И коричневое платье на его отношение к тебе никак не повлияет. Тем более что у тебя теперь такой очаровательный носик, — улыбнулась мисс Уотсон. В глубине души она сожалела, что Виктория не находит в себе сил настоять на своем.
* * *
Секс с Колином был превосходен, но поначалу Виктория стеснялась своей полноты. Даже сейчас, после нескольких сброшенных фунтов, она оставалась крупнее, чем ей бы хотелось, и по‑прежнему тут и там на теле набегали предательские складки. Она не хотела, чтобы Колин это видел, и всякий раз торопливо гасила свет, забираясь в кровать. Так же, в темноте, она накидывала на себя халат и бежала в ванную. Пока в один прекрасный день Колин не убедил ее, что она нравится ему такая, как есть, что он обожает ее тело и готов целовать каждый его сантиметр. Он был так убедителен, что Виктория поверила. Всякий раз, как она раздевалась перед ним, Колин смотрел на нее с обожанием, как на богиню. С ним она чувствовала себя королевой секса и верховной жрицей любви. Никогда в жизни она еще не испытывала такого восторга, и после того как Виктория поняла, как он к ней относится, и поверила в искренность его чувств, они без конца оказывались в постели. Ей никогда в жизни не было так хорошо, даже диета больше не угнетала ее. Виктория продолжала ограничивать себя в еде, не позволяла себе мороженого и других опасных для фигуры продуктов и прилежно ходила в группу «Контроль за весом». Но главное — она была счастлива, ей хотелось забраться на крышу и кричать на весь мир, что Колин ее любит! Она дождалась! Она любима! И Колин — тоже. Он упивался ее нежным голосом, ценил ее поддержку и любовь и от этого расцветал на глазах. Вот чего ему так не хватало все эти годы! Их совместная жизнь напоминала обильно политый сад, где все растет и расцветает пышным цветом. Любовь вселила в них новые силы.
Перед началом весенних каникул Виктория ходила в гости к Эми Грин на традиционное торжество по случаю приближающегося рождения ребенка. Малыш должен был появиться совсем скоро, и Эми теперь вернется в школу уже мамочкой. Трогательно было видеть совсем юную девушку с таким большим животом. Мать Эми хлопотала над ней, как наседка. Эми светилась счастьем. Выходит, в школе все правильно рассчитали — после родов она вернется к занятиям как раз вовремя, чтобы успеть сдать выпускные. Ее уже были готовы принять и в Гарвард, и в Нью‑Йоркский университет. Она выбрала последний, чтобы остаться в городе, поближе к малышу и маме, которая будет ей помогать. Джастин шел в тот же университет. Все у них складывалось хорошо. Джастин уже несколько месяцев жил с Эми и ее мамой, разумеется, с одобрения его родителей, хотя поначалу они были не в восторге. Но мать Эми отнеслась с пониманием, и трогательно было видеть, как молодые люди изо всех сил стараются все сделать как следует. Обоим только что стукнуло восемнадцать. Виктория рассказывала Колину о них. Ей нравилось делиться с ним всеми своими новостями, Колин тоже рассказывал ей о работе и жаждал познакомить со своими друзьями. Они проводили вместе больше времени, чем врозь.