Под учтивой сардонической усмешкой я чувствовал правду. Для этого холодного чудовищного интеллекта мужчины и женщины — лишь марионетки, которых он передвигает по мировой сцене. Страдание, горе, боль телесная и духовная — всего лишь забавные реакции, на создаваемые им ситуации. Подобно темной силе, чье имя он принял, души для Сатаны — его игрушки. Гримасы боли развлекают его. В этом его вознаграждение за деятельность.
— Это одно из трех, — продолжал он. — Второе? Я ценитель красоты. В сущности, красота — единственное, что может вызвать во мне… то, что может быть названо эмоцией. Время от времени случается, что человек, его мозг, глаза, сердце, «руки, создают предметы, которые несут на себе печать совершенства, монополию на которое традиция приписывает тому небесному сопернику — я его уже упоминал. Это может быть картина, статуя, резное дерево, хрусталь, ваза, ткань — одна из тысяч вещей. Но в ней заключено существо красоты, которую слепо, ощупью всегда ищет человек — потому что она забавна. Лучшие из таких вещей я время от времени беру себе. Но — мне они интересны, только если я приобретаю их по-своему. Тут возникает третий момент — азарт, игра.
Например. По зрелому размышлению я решил, что Мона Лиза Да Винчи из Лувра и обладает качествами, которые мне желательны. Купить ее, разумеется, нельзя; да у меня и нет желания покупать. Однако она здесь. В этом доме. Я позволил Франции получить прекрасную копию, на которой мои эксперты в совершенстве воспроизвели даже микроскопические трещины в краске. Только теперь это начинают подозревать. Но уверенными никогда не будут — и это забавляет меня больше, чем если бы они знали точно.
Джеймс Киркхем, люди по всей земле рискуют жизнями в поисках сокровищ. Уверяю вас, что никогда, никогда за время существования человечества не было сокровищницы, подобной моему дому. Десять богатейших людей мира не могли бы купить ее. Она стоит больше, чем весь золотой запас Англии.
Ее стоимость в долларах и фунтах — для меня ничто. Но обладать этой сущностью красоты, жить с нею — это… много! И знать, что плоды лучших вдохновений, ниспосланных с древности моим небесным соперникам, теперь мои — забавно! Ха! Ха! — заревел он.
— Третье и последнее, — прервал он свой смех, — игра» Я коллекционер душ и прекрасного. Но я еще и игрок, и такой же превосходный, как коллекционер. Именно риск обостряет наслаждение, которое приносят мне мои пьесы. Он вносит последнюю «изюминку» в мои… приобретения. Я щедрый противник. Ставки в игре, которые могут получить мои соперники, неисчислимо выше, чем то, что могу приобрести я. Но играть со мной они — должны.
Несколько мгновений он смотрел на меня, выставив вперед голову.
— Что касается остального, — добавил он, — то, как вы уже сообразили, меня не интересуют традиционные печи. Что произойдет с человеком, когда он покинет этот мир, меня больше не занимает. Я сменил свое древнее владение на это, где я так хорошо забавляюсь. Но, Джеймс Киркхем, — голубые глаза сверкнули, — тот, кто противоречит мне, обнаруживает, что я не утратил ничего из того древнего искусства, что названо адом. Теперь вы готовы отвечать?
— Вполне, сэр, — поклонился я. — Я буду играть с вами. И, проиграю я или выиграю, вам не в чем будет меня упрекнуть. Но, с вашего разрешения, еще один вопрос. Вы сказали, что тот, кто наступит на четыре счастливых следа, может исполнить любое свое желание. Прекрасно, смогу ли я получить, — я указал на Еву, — ее?
Я слышал, как перехватило дыхание у Евы, видел, как во взгляде Сатаны появилась угрожающая холодность. Заговорил Консардайн:
— Послушайте, Киркхем, будьте разумны. Ева с вами была честна. Она очень ясно дала понять, что вы нежелательный кандидат в супруги.
В его голосе звучало беспокойство, желание смягчить… Кого — меня или Сатану? Это меня крайне интересовало. Может быть, Консардайн…
— Выйти замуж — за вас? Ни за что на свете! Даже ради спасения жизни, даже чтобы избавиться от пытки! — Голос Евы был полон гнева. Она вскочила на ноги, глаза ее гневно горели, щеки раскраснелись. Я спокойно встретил взгляд Сатаны.
— Разве я упоминал… брак? — вежливо спросил я.
Как я и думал, он принял самую дурную интерпретацию моих слов. Угроза и подозрение исчезли так же быстро, как появились. Да, он принял худшую интерпретацию — но не Ева.
— Сатана, — она топнула и отбросила от себя стул с такой силой, что он полетел вбок, — Сатана, у меня тоже есть вопрос. Если я поднимусь по ступеням, вы позволите мне поступить с этим человеком, как я захочу?
Сатана переводил взгляд с нее на меня. Очевидно, ситуация его развлекала. Голубые глаза сверкнули; когда он заговорил, в голосе звучали успокаивающие нотки.
— Вам обоим я должен сказать — нет. Нет вам, Ева, потому что Джеймс Киркхем принял мой вызов. В этом случае я уже не могу отказаться. Если он проиграет мне одну службу или целый год, я обязан защищать его. Я обязан предоставить ему другие возможности, если он захочет. Но, Ева, если он откажется играть… что ж, тогда спросите меня еще раз.
Он помолчал и посмотрел на меня. Я не сомневался в значении его взгляда.
— Нет и вам, Джеймс Киркхем, — сказал он, — потому что все, что я говорил Еве о вашем положении, может быть применено к ней. У нее тоже есть свое право на игру. Но, — голос его утратил доброжелательность и стал угрожающим, — есть еще одна причина. Я выбрал для Евы высочайшее назначение. Если она его выполнит… она будет вне досягаемости любого человека. Не выполнит…
Он не закончил; только взглянул на нее немигающими, горящими глазами. Я видел, как кровь отхлынула от ее щек, глаза опустились. Послышался резкий треск и звон стекла. Консардайн держал в руке тяжелый кубок толстого хрусталя; сжав пальцы, он смял его, будто кубок был из тонкой бумаги. Он сунул руку в карман, но я успел заметить на ней кровь. Глаза Сатаны непроницаемо устремились к нему.
— Сила, подобная вашей, Консардайн, — заметил он, — часто опасна… для ее обладателя.
— Даю слово, Сатана, — с сожалением ответил Консардайн, — я размечтался, и мне показалось, что в руках у меня шея.
— Я бы сказал, что это предупреждение… — спокойно произнес Сатана, — оставить эту шею в покое.
— У меня нет выбора, — рассмеялся Консардайн, — поскольку это шея моего старого врага, которого уже десять лет нет в живых.
Сатана еще одно-два мгновения изучал его, но без дальнейших комментариев. Затем повернулся ко мне.
— Вы приняли решение, — сказал он. — Когда вы хотите подняться на ступени?
— В любое время, — ответил я. — Чем скорее, тем лучше. Прямо сейчас, если это возможно. Я чувствую, что мне везет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});