Белинков читал мне главы из книги об Олеше, и у меня словно судорогой перехватывало дыхание. Я сказал ему, что это не исследование художественного творчества, а скорее философский трактат, звучащий в иных местах как прокламация... Белинков искоса, с неожиданным интересом вгляделся в меня, усмехнулся тонкими блеклыми губами:
— Говорят... — Он суеверно поднял глаза к лампе над столом, вместо абажура она была заключена в многоцветную стеклянную оболочку от какого-то старинного фонаря. — Говорят... Скоро в одном журнале будет опубликовано произведение... После которого всем нам станет легче жить... — Он посмотрел на меня загадочно. — А может — и труднее... Но если это все-таки произойдет, в литературе появится новая точка отсчета...
Вскоре появился знаменитый одиннадцатый номер «Нового мира» за 1962 год с «Одним днем Ивана Денисовича» Солженицына. Из уст в уста перелетало, что Твардовский отвез повесть Хрущеву, тот прочитал ее за ночь и дал добро. Караганда бурлила. Не было человека, который не прочитал бы Солженицына, не имел бы своего мнения на его счет и не торопился бы это мнение высказать — на работе, на улице, в театре, в кафе... В горячем вихре удивления, горечи, споров, клубившихся над страной, ко мне донесло листок с грифом Казгослитиздата: меня приглашали приехать в Алма-Ату по поводу романа. Я поехал, собрав последние деньги, оставшиеся после безуспешного «путешествия» в Москву. На мне было довольно диковинное сооружение: демисезонное пальто, переделанное из отцовского, в свою очередь переделанного когда-то из пальто дяди Ильи... На внутреннем кармане сохранился вышитый шелком вензель «ИГ», я носил на своих плечах историю нашей семьи, она согревала, поднимала боевой дух...
В Алма-Ате я встретился с коренастым, плечистым человеком с круглой, в рыжеватых волосках головой, в круглых, весело поблескивающих очках на озорно торчащем курносом носе. Это был Николай Ровенский, заведующий русской редакцией.
— По-моему, — сказал он, — ты написал вещь, которая тянет на настоящую литературу. Хотя, конечно, борьба предстоит — и немалая...
Главный редактор «Простора» Дмитрий Федорович Снегин тоже обошелся со мной приветливо и обещал в ближайших номерах роман напечатать.
Я уехал из солнечной, теплой, капризной зимней Алма-Аты к себе в Караганду, где над городом дымила вьюга, на улицах выросли снежные сугробы — где по пояс, где в человеческий рост. Я рассказывал жене и друзьям о лучезарных алма-атинских улыбках, о неожиданно возникшей надежде, хотя сам не очень-то верил своим словам...
5.Спустя некоторое время я получил из Алма-Аты письмо:
«Привет, Юрий! Дело было так. Главлит разрешил печатать и поставил штамп свой на чистых листах 3-го номера. Мы были спокойны, отправили в типографию. Но через день звонок: задержать! Еще через день: снять! Это уже от Изотова из ЦК. Мотивы: не знает школы, искажает действительность, противопоставляет троих-пятерых всему коллективу, всему комсомолу и т. д. Мотивы глупейшие, мы были возмущены невероятно, но!.. Зав. отделом ЦК Бейсенбаев поставил в вину русской секции безответственную рекомендацию романа Герта. Думаю, что это временно, но пока факт остается фактом: роман снят...»
Письмо было подписано Иваном Щеголихиным, заведующим делом прозы журнала «Простор».
6.
Вскоре пришло письмо от Аркадия Белинкова:
«Дорогой Юрий Михайлович! Вчера получил Ваше письмо. Благодарю Вас.
Завтра исполнится месяц, как я лежу в больнице. Сейчас чувствую себя несколько лучше. Было совсем плохо.
Ваше письмо очень расстроило меня, хотя и не очень удивило: вступили в полосу ожесточенных пересмотров и мстительности людей, которых некоторое время держали на поводке. Весьма возможно, что я тоже вскоре пришлю Вам письмо с сообщением о том, что 10 дней назад заключенный договор аннулирован и пр.
Во всех издательствах идет методическое выталкивание неугодных рукописей. Это касается всех фаз редакционно-издательского процесса: от рассмотрения заявки до возвращения автору сверки. Причем все это делается с чистейшим энтузиазмом, ибо делают это люди, которые сами избегают хорошо писать.
Судя по всему, все это не на один день, хотя я не думаю, чтобы это было на вечные времена. Для того, чтобы это было на вечные времен не достаточно изменений только в эстетике.
Мои дела несколько неожиданны по нынешним временам: со мной заключили договор на книгу об Олеше и пока его не расторгают. Правда, я еще не представил рукопись (она уже готова). Возможно, как только рукопись будет представлена, мои взаимоотношения с издательством станут похожи на Ваши.
От души желаю Вам успеха, хотя понимаю, как он сейчас призрачен. Будьте здоровы.
Горячий привет Вере Григорьевне.
Аркадий Белинков».
7.В июле я получил письмо от Николая Ровенского, заведующего русской редакцией в Казгослитиздате:
«Здравствуй, Юрий! Кое-что ты, видимо, знаешь о судьбе своего романа. Заместитель Джандильдина (зав. идеологическим отделом ЦК КПК) А.Шманов прочитал журнальный вариант романа и нашел его интересным, не в пример т. Изотову, который увидел в нем только дрянь и халтуру. Никогда я не испытывал такой ярости и обиды за себя и ровесников, как в тот день. Человек я мало почитающий начальство, наорал, ушел и больше с ним не разговариваю, как, впрочем, и все другие. В том, что Изотов ничего не понимает, суди по этим вот фактам: он три месяца задерживал сборник Олжаса Сулейменова «Солнечные ночи» и сразу разрешил печатать «Кузьму» (Антисемитская повесть, даже по тем временам вызвавшая скандал. — Ю. Г.) Пусть это тебя утешит и укрепит в мысли, что роман твой не будет загублен. Сегодня т. Шманов попросил принести ему полный вариант романа. Несем. Он человек умный, понимающий и, главное, современный. Я надеюсь на добрый исход.
Вокруг романа сейчас много разговоров, мобилизуется лучшая часть общественного мнения, редколлегия «Простора» обратилась в ЦК с просьбой снять с твоей книги несправедливый ярлык. В августе состоится пленум СП по русской литературе, ты, конечно, будешь приглашен. Потерпи еще немножко и не думай, что «все расхищено, предано, продано». А когда выйдет книга, мы выпьем с тобой по бокалу томатного соку. Если ты себя считаешь неудачником, то мне обычно везло. Везло с Олжасом. Надеюсь, что и с твоей книгой повезет. Это становится сейчас для меня делом совести. Привет. Н.Ровенский.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});