Мысли об Тебе, мой милейший Саша, об нашей дорогой Мама́, об вас всех, о Папа́, об Адини [299], об всей России – все это сменялось и смешивалось в душе бессознательно и обращалось без слов, без определенных мыслей в одну общую несказанную молитву. Обедню эту я во всю жизнь мою не забуду!
Описать теперь в письме все путешествие и пребывание в Иерусалиме нет никакой возможности, это составило бы несколько томов. Откладываю это до того счастливого времени, когда можно нам будет словесно передать все это Тебе. Теперь посылаю Тебе через Мансурова журнал, веденный по моему приказанию во время путешествия, а сам Мансуров может служить тому живым дополнением.
Здесь только прибавлю, что все путешествие совершилось чрезвычайно благополучно, жары не были столь сильны, как по времени года можно было ожидать, и трудную дорогу по Иудейским горам жинка моя вынесла очень хорошо и терпеливо. Все происходило весьма прилично, встреча была великолепная, и старик Патриарх из кожи лез, чтоб нам угодить.
Я принял от него просьбу насчет имений Святого Гроба в Дунайских княжествах, которые хотят от них отнять, чрез это здешняя Церковь будет поставлена в безвыходное положение, не будет в состоянии поддерживать своего достоинства, и главное, не будет в состоянии бороться против сильной и богатой Латинской пропаганды. Наше дело устройства Русского Поклонничества пойдет, надеюсь, на лад. Купленные земли прекрасно выбраны, утверждены за нами фирманами [300], и, надеюсь, что Иерусалимский Паша нам будет помогать. Станиславская лента, которую я вручил ему Твоим именем, тоже этому поможет.
В отношении к нашему Преосвященному Кириллу я тоже исполнил Твое поручение и надеюсь, что если мы и не достигнем с его стороны сочувствия и поддержки консульству, то по крайней мере избегнем явного противудействия. Подробности про все это может Тебе передать Мансуров, которым я был очень доволен и которому мы обязаны всем благополучно совершенным путешествием.
Из Яффы мы должны были зайти сюда в Бейрут за углем и пойдем отсюда через Архипелаг к Дарданеллам, надеясь на дороге встретиться с «Баяном», который должен привезти Твоего Апрельского курьера. Он мне очень важен, чтоб при теперешних политических обстоятельствах знать Твою окончательную волю на наш счет. До сих пор мы только знаем через Телеграфическую Депешу кн. Лобанова, что Тебе угодно, чтоб мы возвращались через Константинополь.
Посему мы и располагаем теперь наш путь к Дарданеллам в ожидании «Баяна», и надеюсь, что сами будем в дорогом нашем отечестве скоро по получении Тобою этого письма. Через Мансурова посылаю Тебе также представление к награде некоторых здешних лиц, которое, мне кажется, по здешним обстоятельствам и для пользы нашего дела совершенно необходимо. Прошу на это милостивого Твоего снисхождения.
Прощай, дорогой мой Саша, обнимаю Тебя от всей души, до, надеюсь, скорого свидания.
Твой верный брат Константин.№ 52. Константин Николаевич – Александру II19 Мая/10 Июня 1859. Константинополь.
Любезнейший Саша!
Мы надеемся сами быть наконец в Петербурге несколько дней после того, что Ты получишь это письмо. Наше странствование по востоку продолжается уже почти два месяца, и, признаюсь, мы с нетерпением ждем минуты возвращения и свидания. Надеемся также застать еще нашу дорогую Матушку до ее отправления за границу. После последнего моего письма из Бейрута мы получили двух фельдъегерей; одного от 22-го Апреля мы нашли с «Баяном» в Родосе, другого от 17-го Мая – здесь в Константинополе.
Искренно благодарю Тебя, любезнейший Саша, за милые Твои письма. Ты знаешь, что желания Твои всегда для нас суть закон, и потому мы торопимся домой сколько возможно. Но Константинополь нас задерживает. Здесь сделаны такие огромные приготовления; прием, нам оказанный, до такой степени выходит из ряда того, что когда-либо здесь происходило, что оставаться менее недели не было никакой возможности, оно значило бы на неимоверное гостеприимство отвечать грубостию.
Достоверно, что Султан [301] для нашего приема израсходовал более двух миллионов рублей серебром. Нам отведен особый дворец на Босфоре, Эмерчьян, совершенно заново и великолепно отделанный, снабженный огромной прислугой, кухней, экипажами и каиками. Кроме того приготовлено несколько великолепных киосков. Мне Султан дал алмазные знаки своего ордена, жене – великолепный бриллиантовый браслет с изумрудом. Сам он из кожи лезет, чтоб сделать нам приятное.
Так, в день нашего приезда, несмотря на скверную погоду и на проливной дождь, он выехал к нам навстречу в Топхане и встретил нас внизу лестницы. На другой день он нам отдал визит. Завтра, покуда я буду обедать у него, жена будет обедать в его гареме с его первой женой, сестрами и дочерьми. Все это вещи до сих пор никогда не виданные, которые выходят совершенно из общепринятого порядка и из обычаев.
И делается это лично Султаном, вопреки желанию его министров, чтоб публично доказать, как высоко он ценит дружбу Русского Государя и как рад показать это, принимая его брата. Что касается до министров, то они должны волею или неволею этому повиноваться, но это им очень неприятно, особенно нашему старому приятелю Фуад-Паше [302]. Из них составляет резкое исключение Риза-Паша, который явно придерживается Русской стороны.
Английский Посол Sir Henry Bulwer [303] тоже ужасно не в духе, и я Тебе расскажу по возвращении разные про него довольно скверные истории. Едем мы отсюда во Вторник, 2-го Июня, на пароходе нашей Черноморской компании «Владимире», и направимся прямо в Николаев, чтоб поспеть в Петербург к 13-му или 14-му числу. Чрез это я, к сожалению, опять лишен случая посетить Севастополь.
Из Бейрута мы отправились тремя днями ранее «Ретвизана», который все принимал уголь, что при ограниченных средствах этого скверного порта составляет предлинную и прескучную работу. Этим мы воспользовались, чтоб осмотреть Родос, Патмос, Самос и Хиос, и еще в Смирне дожидались корабля целый день. Здесь погода нам весьма не благоприятствует, все холодно и дождь. Однако я уже два раза возил жинку в город.
Между прочим, мы видели, разумеется, и Софийский Собор, который после возобновления стал невыразимо великолепен. Недостает только ему одного креста! Будем надеяться, что рано или поздно мы его там увидим. По политической части мы только знаем по телеграфу об начале кровавого боя у Ponte-Magente [304], но результат его еще не известен.
Прощай, любезнейший Саша. От души Тебя обнимаю до скорого свидания. Как приятно писать это слово.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});