Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Макс медленно поднялся на второй этаж, столкнувшись на лестнице с проституткой – негритянкой в ярко-красной кожаной курточке. Та с интересом глянула на него и, вильнув широкой задницей, прошмыгнула мимо. У дверей своего номера Макс остановился. Воткнул ключ в замочную скважину. Помедлил... Нет, он не войдет сюда. Портье, телефон... эта негритянка. Возможно, у него просто разыгралось воображение. А возможно, и нет!
Оставив ключ торчать в дверях, Макс сбежал по лестнице вниз, прошел мимо конторки, сделал явно удивленному портье неопределенный жест, покрутив кистью возле головы: мол, что-то забыл – и выскочил на улицу.
За последние полчаса успело здорово стемнеть. Южная ночь упала на окраины Ниццы, как плотное одеяло. Вдали над плоскими крышами зажглось неоновое зарево – там курортный район, центр города, нарядная толпа на ярко освещенных улицах, фешенебельные рестораны, кафе, казино...
А здесь бездикие многоэтажки, словно в Бибиреве или Новых Черемушках. И такая же темень на улицах, расшитая редкими точками фонарей и горящих кое-где окон. И похожий запах из темных подворотен...
Здесь живут пролетарии – низший слой обслуги того яркого праздничного мира: повара, официанты, бармены, сантехники. И, конечно, мотоциклисты: это они рисуют аэрозольной краской свастики и непристойные надписи на фасадах домов, но гонять наперегонки, оголтело ревя моторами, наверняка выезжают туда, где чисто и красиво, потому что здесь не получится никакого вызова обществу – обольют помоями из окна, и дело с концом...
Здесь живут еще и иммигранты – турки, арабы – дешевая рабочая сила... На каждом шагу – убоговатые кофейни, из распахнутых настежь дверей несется незатейливая восточная музыка, тут и там гостиницы – наподобие той, откуда он только что сбежал. У входа подпирают стену спиной и согнутой в колене ногой девицы специфической внешности, тусуются смуглые рукастые мужики с цепкими глазами и смоляными усами. По другой стороне улицы параллельным курсом движутся два жгучих брюнета с сигарами. За ним?
На перекрестке он свернул направо, надеясь найти такси, брюнеты свернули следом. Макс вспомнил о недавних беспорядках в Страсбурге, внешне таком же тихом и опрятном (особенно если смотреть из Москвы), где банды арабов-иммигрантов бесчинствовали всю рождественскую ночь, сжигая автомобили и избивая прохожих... Но Макс дорого дал бы за то, чтобы эти брюнеты оказались именно бандитами – а не переодетыми полицейскими.
Он издали сделал мысленную «зарубку» на тусклой зеленоватой вывеске бара и, поравнявшись с ней, резко повернул, толкнул дверь и вошел внутрь. Длинная стойка начиналась едва ли не от самого порога, за ней работал телевизор. Небольшой квадратный зал был погружен в полумрак, несколько пар нетрезвых глаз от столиков без интереса уставились на него. Макс сел на высокий табурет, быстро осмотрелся, скользнул взглядом по рядам бутылок с пестрыми наклейками, увидел темный проем позади стойки... там должна находиться кухня или подсобка.
– Виски! – для верности он показал на бутылку «Белой лошади».
На соседний табурет немедленно взгромоздилась совсем молоденькая смазливая девушка в очень короткой юбке.
– Ду ю спик инглиш? – с ужасным акцентом произнесла она и улыбнулась.
– У тебя есть квартира на всю ночь? – без предисловий спросил Макс.
Девушка улыбнулась еще шире.
– Тысяча франков!
Это было в четыре раза больше, чем она стоила на самом деле, но Макс согласно кивнул.
– Вы англичанин? Возьмите мне выпить! – она положила ладонь ему на колено.
Макс кивнул два раза и бармен поставил вторую рюмку.
– Меня зовут Элизабет, – жеманно представилась девушка, массируя колено Макса.
Начались новости. Он впился взглядом в экран. Нашли ли тело Спеца? И что еще они откопали?
Маленькая ладошка погладила ему ногу, явно забираясь вверх.
Да, нашли! Пляж, знакомая лодка, лежащий на спине труп со сложенными на груди руками, целая бригада полицейских, вспышки блицев... Хозяйка с плас Шуайе, 17 утвердительно кивает головой... Три фоторобота, к одному протягивается стрелка от снимка убитого Спеца, его рисованное изображение заменяется фотографией, обводится кружком и перечеркивается крест-накрест: разыскиваемый найден!
Девчонка добралась туда, куда хотела, и принялась мять брюки и то, что удавалось захватить под ними. Никакого эффекта это не приносило: Макс был слишком поглощен тем, что происходило на экране.
Неожиданно кружок охватил наименее узнаваемый рисунок, от него протянулась стрелка к... раскрытому британскому паспорту на имя Роберта Смита! Фотография Макса заполнила весь экран. Он похолодел.
– Ждите на улице, сейчас я выведу лоха, – продолжая безуспешные попытки, сказала смазливая девочка на чистейшем русском.
Тем временем фотография встала на место неудачного рисунка. Крупным планом камера фиксировала рисунок Веретнева и портрет Макса, как бы предлагая тысячам людей хорошенько запомнить эти лица.
– А бабки у него есть? – послышался за спиной мужской голос. Он тоже говорил по-русски.
– Это богатый англичанин, легко согласился на тысячу...
– Тогда ладно...
Макс обернулся, но увидел только удаляющуюся в сторону двери широкую спину.
– Это мой брат, – пояснила девушка. – Я сказала, чтобы он не приходил ночевать.
– А на каком языке ты говорила?
– На чешском. Я приехала из Праги. Пойдем... Макс положил деньги на стойку и вдруг одним прыжком перемахнул через нее, оттолкнул в сторону бармена, нырнул в проем, так... кухня... котлы, кастрюли, кто-то сзади рванул за куртку, Макс, не оборачиваясь, ударил локтем, побежал вперед – вот она, «черная» дверь, скользкая от перепачканных в жире рук, за ней – узкий, мощенный камнем двор с тусклой желтой лампочкой. Справа бледным полукружием тлел свод арки, выходящей на улицу. Макс рванул к ней, но навстречу уже спешили четыре хищно разворачивающиеся в ряд тени.
Времени хвалить себя за предусмотрительность не было, он просто вынул левой рукой аэрозольный баллончик с кайенским перцем, а правой – пружинный нож. Щелчок выброшенного клинка остановил тени, но только на миг. Неверный желтый свет бликовал на выставленных вперед четырех клинках, и явный перевес придавал нападающим уверенность.
Макс вытянул левую руку, нажал кнопку распылителя и веером пустил густую огненную струю.
– Твою мать! Глаза! – Выронив лязгнувшую железку, левая тень схватилась за лицо и дико взвыла: – Сука, он мне глаза выжег!
Боевой полукруг атакующих распался, но Макс не спешил прорываться на улицу: Спец учил, что хвост надо рубить намертво.
Выпад правой, вопль – клинок с хрустом пропорол брюшину, обмякшее тело тяжело шлепнулось наземь. Опять струя из баллончика, резкий удар ногой, и еще один враг завертелся на месте, завыл, начисто потеряв способность к преследованию. Четвертый неосмотрительно отскочил и оказался в углу – Макс запер ему выход, угрожая одновременно баллончиком и ножом. Деваться тому было некуда, угрожающе зарычав, он пригнулся и бросился вперед, как идущий на таран носорог. Струя перца пролетела над головой, ножи разминулись, и каждый с силой воткнулся в тело противника...
В животе Макса лязгнуло и заскрежетало, будто кто-то поднес блестящее лезвие из хорошей стали к бешено вращающемуся точильному кругу. Боль обожгла бок, стиснув зубы, он поймал широкое чужое запястье, сжал, а сам, как заведенный, ударил двенадцатисантиметровым клинком еще три раза. Каждый раз руку обдавала теплая струя, скользкая рукоятка проворачивалась, норовя выскочить из ладони. Хрипы, всхлипы, бульканье... Отчетливый запах перца и крови, как на кухне... Только здесь готовилось несъедобное блюдо под названием смерть. Запястье конвульсивно дернулось, раздался страшный утробный звук, человек, лица которого Макс так и не увидел, опрокинулся на спину.
У «черного» выхода из бара низко над землей торчал из стены простой стальной кран, как в туалете глухого российского полустанка. Положив нож, Макс тщательно вымыл руки, потом повернулся к тусклой лампочке и осмотрел себя. Большой, заходящий на живот карман куртки был прорезан, из узкой щели блеснул ослепительный луч.
Откинул полу куртки, что-то запрыгало по булыжнику, он понял, что выскочило несколько бриллиантов, но даже не нагнулся за ними. Его больше волновала рана. Распахнул мокрую от крови рубаху, затаив дыхание посмотрел... Камни, а точнее судьба, опять увели смертельный клинок в сторону: глубокий поверхностный порез на левом боку сильно кровоточил, но опасности не представлял.
– "Скорую"! Вызовите «Скорую», суки! – орал ослепленный перцем бандит, его сотоварищ стоял на коленях, держась за живот, и раскачивался из стороны в сторону, подвывая, как раненый зверь. Третий корчился на земле, хрипло ругаясь по-русски, четвертый лежал неподвижно. Надо было быстро сматываться.