называть «принципиальным революционером».
Еще накануне взрыва в Леонтьевском постановлением ЦК левых эсеров от 20 сентября «бывший член ЦК» Донат Черепанов был отстранен от партийной работы. А после этого теракта новым постановлением ЦК ПЛСР от 17 октября «за нарушение партийной дисциплины и продолжающуюся дезорганизаторскую деятельность» Черепанов и вовсе был исключен из партии. Одновременно ЦК распустил подпавший под его влияние Московский горком4. Но еще больше черепановцев было в Петроградской организации, в которую Черепанов был направлен в качестве уполномоченного ЦК в начале 1919 г.
Продолжая оставаться осенью 1919 г. в подполье, Крушинский изредка встречался с Черепановым, который кочевал между Москвой и Петроградом, где он был известен под кличкой «Андреич». В столице вместе со своими основными соратницами Тамарой и Ириной Черепанов снимал трехкомнатную квартиру в Хлебниковом переулке, рядом с Андрониковым монастырем, и Крушинский пару раз даже ночевал там, но отношения между ними, по его словам, «все ухудшались и кончились полным разрывом». С ЦК левых эсеров отношений он не поддерживал, за исключением разовой встречи Б.Д. Камковым (по «вызову» последнего в 1920 г.). Перенеся летом 1920 г. воспаление легких, после выздоровления Крушинский приступил к написанию работы «Экономическая природа большевизма», текст которой не известен. Он пришел к выводу и утверждал, что правящий режим ведет страну к госкапитализму, который станет с точки зрения интересов рабочего класса более тяжелым гнетом, чем частновладельческий капитализм. Проживал в этот период он по паспорту на имя Николая Николаевича Горностаева, под этим именем и выехал затем из Москвы в Петроград, где остановился у брата Виктора и контактировал с известным анархистом-политкаторжанином П.Н. Колобушкиным, а через него с двумя рабочими – левыми эсерами. В марте 1921 г. (накануне Кронштадтского восстания) Крушинский выступил на собрании рабочих в Нарвском районе, созванном левыми эсерами. В Питере его рукопись была перепечатана в нескольких экземплярах, один из которых он передал Колобушкину, а второй – левоэсеровским активистам. При кратковременном возвращении в Москву в «кронштадтские дни» он был задержан в засаде на квартире левой эсерки С.В. Азанчевской, но не был опознан и отпущен. Позднее вернулся в Петроград, и при содействии бывшего члена Викжеля В.А. Плансона поступил на службу под именем Михаила Павловича Карповича в отдел Коммунального хозяйства в Комиссию градостроительства (председателем которой был Плансон), и по фиктивному удостоверению получил в милиции паспорт. (Это было удостоверение Семиречинской железной дороги о том, что он там служил и уволился по собственному желанию.) В 1922 г. произошло исключение Крушинского из ПЛСР за некую «дезорганизаторскую деятельность», подробности которой он в показаниях не раскрывает. Впоследствии Крушинский-Карпович вернулся в Москву, и снова женился на артистке Московского художественного балета Зинаиде Сергеевне, взявшей фамилию Карпович. Супруги проживали на Тургеневской площади. На момент ареста 12 апреля 1930 г. он являлся заместителем директора Совколхозстроя по строительному управлению. Ордер на его арест был подписан заместителем председателя ОГПУ Г. Ягодой. В итоге под фамилией Карпович Крушинский оказался сослан в Башкирию. Позднее повторно он был арестован и расстрелян в Уфе 3 мая 1938 г.5 А историки надолго «потеряли» потеряли его ввиду смены фамилии.
* * *
Политическая работа ЦК в этот период помнится мне крайне смутно. Вероятно, затрачивалось много энергии, составлялись планы и пр[очее], но т[ак] к[ак] реальной работы не было возможности развивать, то получалось однообразное существование без крупных фактов, которые обычно служат вехами, по которым в памяти восстанавливается последовательность событий. <…>
Моя работа по-прежнему должна была происходить в жел[езно] дор[ожной] среде. Но эта работа до крайности затруднялась после распада Викжедора, откуда левые с.-р. должны были уйти. Помню свое участие в двух ж.д. митингах. Первый в мастерских Курской ж.д. и на нем выступал Казимир КОВАЛЕВИЧ, анархист, которого я знал по работе его в дорожном К[омите]те Курской дороги. Это был принц[ипиальный] революционер, пользовавший[ся] большим влиянием на дороге. Выступал ли я на этом митинге, я не помню, кажется, нет. На втором митинге – по продовольственным вопросам в мастерских Октябрьской ж.д. я выступал против докладчиков т. Брюханова6, бывшего тогда, кажется, членом Коллегии Наркомпрода. Тогдашняя позиция левых с.-р. была обрисована в письме СПИРИДОНОВОЙ ЦК большевиков, изданному тогда в одной из подпольных типографий7. К оценке этой позиции я вернусь дальше. Отсутствие базы для широкой работы в Советской России, поскольку из подполья нельзя было захватить большой сферы деятельности, заставляло ЦК партии направлять главное свое внимание на факты партизанской войны с гетманщиной, т[ак] к[ак] свергнув гетмана, мы, участвуя в создании новой советской власти, могли бы получить преимущественное влияние на формы организации этой власти. Поэтому вскоре после организации ЦК, избранного конференцией, встал вопрос о посылке части членов его на Юг, ближе к фронтам. Из этих поездок я помню поездку в Курск в конце лета или в начале лета. Кто из членов ЦК ездил со мной я не помню. В Курске мы устроили собрание ответственных партийных работников, однако собрание это в самом же начале было арестовано. Нас отправили в тюрьму, но на следующий день двое из нас (Тимофей Попов – бывший член Викжедора и я) были освобождены, а вскоре затем были освобождены и остальные. Из членов Курской организации я помню только Трубицкого8.
Затем ЦК была отправлена целая делегация в Курск, Воронеж и Тамбов. В состав делегации вошли: ПРОШЬЯН9, КАРЕЛИН10 и я. Я побывал только в Воронеже, причем совершенно не помню обстоятельств этой поездки и ни одного лица местных работников. ПРОШЬЯН ездил в Тамбов и оттуда, кажется, на фронт, где виделся с КИКВИДЗЕ11. КИКВИДЗЕ по сообщению ПРОШЬЯНА вполне разделял позицию ЦК партии о необходимости борьбы с большевиками за создание иных форм Соввласти. (Вскоре после этого Киквидзе погиб на фронте12). Карелин остался в Орле, где должен был развить формирование партизанских отрядов. В один из позднейших приездов моих в Орел, я слышал информацию КАРЕЛИНА о ходе работы, однако чувствовалось, что ничего реального кроме доложенной им схемы не имеется. Кажется, в это посещение Орла я делал доклад в ж.д. мастерских о задачах партии.
Так как на Украине начала распространяться борьба с гетманщиной, ЦК постановил отправить делегацию на Украину для участия в борьбе и в дальнейшей политической деятельности. В эту делегацию вошли КАРЕЛИН, ФИШМАН13, Богачев14 и я. Мы (кроме Богачева) отправились через фронт на ст[анцию] Готня, откуда прибыли в Харьков. Здесь оказались и другие партийные работники, из которых помню члена ЦК Украинской партии ВОЛКОВА15. Это было вероятно в ноябре [19]18 г. В Харькове уже существовала Петлюровщина с немцами. Так как никаких