– Грубые провокации, Скребутан, на меня больше не действуют, – сказал я и отпил. Это простое действие стоило мне некоторых усилий, которых я постарался не показать.
Рэй изучала нас взглядом, ничего не понимая. Ну и ладно. Нужно было пересечь по диагонали материк, нужно было поменять Финский залив на Средиземное море, чтобы снова услышать эти слова: «Сахар на дне». Спасибо тебе, друг детства. Злой ты все-таки человек… Занятный вкус был у напитка. Под солидной этикеткой (шторм, буйство морской стихии) скрывался лекомысленный настой на травах, и алкоголь почти не ощущался, несмотря на заявленную крепость (60%). Нейтрализаторы в действии?
– Ваш бальзам изумительно хорош, – возгласил Скребутан, разом высосав половину бутылки. Неужели надеялся опьянеть? Он продолжил, отдуваясь: – Ты, конечно, знаешь, Жилин, что в бухте Цуруга однажды утопили колокол, об этом еще твой любимый Басё написал. Так что колокол, слава Богу, больше ни по ком не позвонит. Давайте за это.
Я с сомнением посмотрел на висящую в воздухе карту, на сходящие с ума диаграммы и графики, я оглянулся на спящего в кресле бородача и попытался привести этот рехнувшийся мирок в чувство:
– По-моему, вы рано расслабились, ребятки.
– Это только начало, – угрожающе сказал Стас. – Мы еще только за детей пьем.
Бородач проснулся на мгновение, окинул тусклым взглядом стол и хрипло пробормотал:
– За наше безнадежное музейное дело…
Рэй посмотрела свой бокал на просвет:
– Нет на дне никакого сахара! Эй, шуты гороховые, при чем здесь «сахар на дне»?
– Потом расскажу, когда детство кончится, – пообещал я ей. – Это чертово детство, дорогие товарищи, никак не желает кончаться…
И вдруг она встала. Словно невидимая рука потянула ее вверх. Словно сила тяжести исчезла, и девочка полетела, оттолкнувшись от стула, и лицо ее вспыхнуло, осветилось изнутри, и я подумал: неужели из-за моих случайных слов? – и пустота подкатила к горлу: неужели мне удалось наконец сказать что-то по-настоящему значительное?.. Оказалось – нет. Просто отъехала вторая дверь, ведущая вглубь бункера. На пороге возникла инвалидная пневмоколяска, в которой помещался некто. Ага, подумал я, сразу поняв, кто он, этот новый гость. Ну, вот и всё, подумал я. Всё! А может, я сказал это вслух? А может даже пропел, пользуясь присутствием публики?
К спинке пневмоколяски была прикреплена стойка с несколькими банками, от которых тянулись к пациенту тонкие гибкие трубки. В банках колыхались разноцветные жидкости. Гость снял с себя ошейник-впрыскиватель, поднялся и сделал шаг, оказавшись по сию сторону двери. Это движение и этот шаг дались ему с исключительным трудом.
– Да что же вы делаете? – дико закричал Скребутан. – Кто вам позволил из лазарета выходить?
– Боюсь, у нас очень мало времени, – прошелестел человек остатками губ.
Легендарный Странник был жив, определенно жив, однако выглядел он ужасно. Нет, ужасно – не то слово. Биопластырь не мог скрыть увечий. Я содрогнулся, хотя мне всякого довелось повидать.
– Мы и так к вам шли! – опять закричал Скребутан. – Пять минут не подождать?
Гость беззвучно повалился набок. Он повалился точно на кресло, в котором спал бородач, и не избежать бы кому-то из них легких повреждений, если бы я не сиганул прямо через стол. Рефлексы. Разлетелись пластиковые тарелки, грохнули о плитку опрокинутые стулья.
Проснувшийся бородач вскочил, бешено озираясь:
– Об мои ноги, да? Растопырился я тут, простите ради Бога…
Я поймал бессильное тело и спросил:
– Они что, Юра, тебя пытали?
Зачем спрашивал, если и так знал? Странник молчал, прикрыв глаза. Я оглядел публику и приветливо поинтересовался:
– Ну? Так они его пытали?
– Они – это которые? – сварливо осведомился Скребутан.
Темная, концентрированная ярость проникла в мою кровеносную систему, смешавшись с «бухтой Цуруга». Небезопасное сочетание, очень скверно действует на гладкую мускулатуру, покрывающую стенки сосудов.
– Перестаньте, Ваня, какие там у них пытки, – прошептал раненый, словно почувствовал. – Успокойтесь, Ваня. Вертолет горел… потом падение в бухту… это да. А пытки… Вы, главное, не волнуйтесь, со мной все в порядке. – Он приподнял голову и посмотрел на Рэй. – Мария, ты тоже здесь? Здравствуй, Мария.
– Познакомься с нашим программистом, – зачем-то сказал мне Стас, указывая на бородача.
Тот пятился к двери и бормотал, потерянно бормотал:
– Растопырился я тут… Растопырился…
Странник был ненормально легким – как тряпочная кукла. Странник был в моих руках маленьким и ненастоящим. Словно выжали человека, гигантскими челюстями пожевали. Рабочий комбинезон с надписью «АХЧ», распоротый почти во всю длину, был ему совершенно не по размеру – висел складками, мешок мешком, – очевидно, костюм был взят напрокат у кого-то из настоящих мужчин.
– Да положи ты его в кресло! – вышла Рэй из ступора.
Она обогнула стол и медленно встала передо мной на колени…
Передо мной? Что-то дрогнуло в моей груди. Но опять оказалось – не так, все не так! Вовсе не мне предназначалось это проявление чувств: девушка поймала изломанную, безвольно висящую руку и поцеловала ее.
– Ну что ты, – мучительно дернулся Юрий.
Тогда Рэй, ни секунды не раздумывая, коснулась губами его страшной, босой, изувеченной ступни.
Глава девятнадцатая
Я не дождался от Юрия ни единого стона, пока усаживал его в освободившееся кресло. Неужели он и вправду не чувствовал боль? Потом я втащил коляску в комнату, нахально устроился в ней, стараясь ничего не сломать, и спросил:
– Что они все от тебя хотят?
– Они – не мы, Жилин, мы – не они… Правда, каждый из них тоже хотел, как лучше. И горе-жрецы, и ревнители света, и даже, не поверишь, охранные отряды Совета Безопасности. Schutz Staffeln.
– Все хотят, как лучше, – отчетливо пробормотал Юрий. – Беда в том, что безнравственные средства, применяемые в качестве исключений, имеют свойство становиться правилом…
Нет, это не Юрий сказал. Это сказал вовсе не мой старый знакомый, наивный русский мальчик, возмужавший и прозревший, не бывший коммунар, потерявший зубы в боях за справедливость – это Странник сказал. Странник смотрел на Стаса. И наступило молчание. Стас взял трезвой рукой новую бутылку, вбил одним ударом пробку внутрь, но взгляд его при этом сосредоточенно искал что-то на столе, не в силах подняться выше, и мне стало жаль человека, потому что стрелу пустили в него, это были отголоски какого-то спора, отзвуки отшумевшей бури, и Стас ответил – с пугающей резкостью:
– Кто же знал, что они сами себя сожгут?
– То, что эти люди невменяемы, вы знали хорошо, – поморщился Странник. – А также то, что они стали такими не по своей воле.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});