Присутствующих, собственно, было двое. В кресле возле второй двери спал, повернувшись на бок, некто бородатый, голый по пояс, а за дисплеем, спиной к нам, сидела Рэй, которая так и не соизволила повернуться. Дисплей располагался перед полусферической стеной, в которую были вмонтированы цифровые табло и электронные графопостроители. Все это работало – пульсировало, жило собственной жизнью. Моя принцесса, очевидно, тоже работала. Она говорила с кем-то, чье усатое лицо занимало весь дисплей. Впрочем, усы не вмещались, так и норовили выскочить за пределы экрана.
– Ну? Ты женился или нет? – строго спрашивала Рэй.
– Нет, – смущенно отвечал тот.
– Так и не женился? У тебя целая неделя была!
– И не женится, – громко сказал Стас. – Он уже был когда-то свидетелем на свадьбе.
Дама повернулась к нам:
– Мне кажется, ему просто лень ухаживать за женщинами.
Усач вставил нервно:
– Кое-кому, кстати, здесь не смешно.
– А те женщины, за которыми не нужно ухаживать, ему не нравятся, – как ни в чем не бывало подытожила Рэй. – Беда.
– Вы, босс, не обращайте внимания, у нас с Марией маленький расслабон, – торопливо объяснил усач. – Сигнал пока на прежнем уровне. Расконсервацию обоих хранилищ закончили, к эвакуации готовы.
– Что, появились идеи? – быстро спросил Скребутан. – Насчет эвакуации?
Усы на экране печально обвисли.
– Никак нет…
– Какие тут идеи, – проворчала Рэй.
– Кто это с вами, босс? – обнаружил меня человек из дисплея, тогда я улыбнулся еще шире.
– Знакомьтесь, – объявил господин Скребутан. – Это – Хилари, комендант Старого Метро, второй человек под землей. Его грубо отозвали из отпуска. А это – наш дорогой гость Иван, инженер-программист человеческих душ.
– Инженер-программист? – встрепенулся усатый Хилари. – Нам позарез нужны программисты…
Он отключился, не прощаясь. Лицо исчезло, но рисунок усов еще долго сохранялся на экране.
– Всем нужны программисты, – сказал я и подошел к Рэй, обогнув накрытый стол. – Да у вас тут, погляжу, Центр управления полетами! Что в Космосе происходит, коллега?
– Волновую активность засекли еще вчера утром, – сказала она. – Кто-то просвечивает объекты на территории Университета.
– А сегодня, когда было замечено движение, – сказал Скребутан весело, – мы в нашем маленьком Космосе объявили тревогу.
– Движение? – спросил я.
– Возня, – сказала Рэй и положила руки на клавиатуру. – Полюбуйся.
Перед полусферической стеной, прямо в воздухе, появилась рельефная карта. Вся ограда вокруг Университета горела красным, словно в огне была, а по ту сторону периметра перемещались кляксы черных провалов. Кляксы сливались и распадались, мало-помалу поглощая внешнее пространство – дерево за деревом, дорогу за дорогой, дом за домом.
– Квантовые рассеиватели, – пояснила Рэй. – Сплошной заслон. Кто-то ползает там под прикрытием…
– Arschgesicht, – ответил сзади Стас. – Насекомые. Смотрят на нас фасеточными глазами, verdammten.
Я поморщился:
– Полегче, камрад, полегче. Не пора ли распылять ядохимикаты?
– Leck in meinem Arch, – врезал он от души. – Само собой, с этим у нас строго.
Не люблю, когда хорошие парни гадят, тем более при дамах. Одно дело «шайсcе», которое вываливается из простых немецких ртов независимо от воспитания и общественного статуса, и совсем другое дело – этакий навоз… Я склонился над праздничным столом, обнюхал немытые тарелки и поинтересовался:
– Есть повод для торжества?
Рэй вдруг вспорхнула с места.
– Ой, ребята, забыли! У товарища председателя сегодня день рождения!
– Это у меня, – сконфузился Скребутан. – Такой день испорчен.
И правда – такой день. Мне стало стыдно. Да, голова моя была шумной скандальной общагой, жильцами в которой были навязчивые вопросы, но это – плохое оправдание. Как я мог забыть? Ведь достаточно было увидеть Рэй за пультом, чтобы напряжение исчезло. Я увидел Рэй, и паранойя затаилась до поры, мерзкая тварь. Тем более не имело смысла беспокоиться о том, что нас наверняка засекли возле главных ворот Университета, потому что теперь это было совершенно неважно… Но как я мог забыть?
– Полста? – с ужасом спросил я.
– Они, – горестно подтвердил Стас, поправив очки.
Полста… Когда человек, с которым ты еще вчера сражался на пластиковых шпагах, оглашая воплями интернатский двор, вдруг оказывается почти стариком – становится страшно. Не за него, за себя. И становится безнадежно жалко – опять же себя, кого же еще. Закусить, это дело срочно требовалось закусить. Однако всё на столе было уже сожрано, только выпивка оставалась нетронутой, и я разлил по бокалам содержимое красивой бутылки с надписью: «Бухта Цуруга». Рука дрогнула, и растеклась по подносу темная лужица.
– Полвека – солидная дата, как не поздравить с нею солдата, – виновато пробормотал я.
Мы расселись. Рэй оседлала стул верхом.
– Стасик! – позвала она, взяв свой бокал.
– Ау, – откликнулся он.
– Рядом с тобой сидит твой друг. Еще не старый, но давний…
– Бывший, – подсказал я.
– Здравствуйте! – возмутилась она. – Вы уже поссорились?
– Он мне на ногу наступил, – мрачно сообщил Стас. – Это еще до того, как он в свою начальную школу космогации сбежал.
– Но ведь мы были когда-то друзьями? – напомнил я.
– Но это было давно, – возразил он и заграбастал вместо бокала всю бутылку целиком.
– Так вот, – настойчиво сказала Рэй. – Вы оба – такие разные, такие, не побоюсь этого слова, асинхронные, что нет более странной дружбы, чем ваша. Только общее детство и могло вас соединить. Детство – самый сильный в природе клей. Давайте выпьем за детей. Мой любимый тост. За детей! Пусть им будет хорошо.
– Даже если мы не будем им этого желать, – произнес Стас, со значением посмотрев на меня.
Рэй сказала всё то, что должен был бы сказать я, но сделала она это гораздо лучше, и опять мне стало стыдно, – приступ какой-то, ей-богу, никак не проходит, – хотя, по-моему, говорила она все-таки о чем-то своем, о чем-то глубоко личном… я поднес бокал к губам.
– Осторожно, сахар на дне, – заботливо предупредил меня Стас.
Рука моя остановилась. Почти сорок лет я не слышал этих слов, забыл об их существовании. Вот тебе и полвека…
– Грубые провокации, Скребутан, на меня больше не действуют, – сказал я и отпил. Это простое действие стоило мне некоторых усилий, которых я постарался не показать.
Рэй изучала нас взглядом, ничего не понимая. Ну и ладно. Нужно было пересечь по диагонали материк, нужно было поменять Финский залив на Средиземное море, чтобы снова услышать эти слова: «Сахар на дне». Спасибо тебе, друг детства. Злой ты все-таки человек… Занятный вкус был у напитка. Под солидной этикеткой (шторм, буйство морской стихии) скрывался лекомысленный настой на травах, и алкоголь почти не ощущался, несмотря на заявленную крепость (60%). Нейтрализаторы в действии?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});