«Потяни назад, скорее! — взвизгнул голос ее матери. — Не делай еще хуже — ты и так уже достаточно порезалась! Попытайся прямо сейчас!»
Заманчивая мысль, но Джесси считала, что этого было далеко недостаточно. Она не знала слова «дегловинг» — термин, используемый в основном врачами в связи с жертвами ожогов, но теперь, когда она уже начала эту страшную операцию, то поняла, что не может полагаться только на кровь, чтобы освободиться. Возможно, что только крови будет недостаточно.
Джесси стала медленно и осторожно врашать запястьем. Теперь она чувствовала странное покалывание и пощипывание в ладони, как будто она наткнулась на маленькое, но жизненно важное нервное сплетение, которое прежде было омертвелым. Средний и безымянный пальцы ее правой руки качнулись вперед, как если бы их убили. А остальные три начали конвульсивно двигаться вперед-назад. Хотя ее плоть находилась в благодатном онемении, все равно Джесси находила что-то ужасное в признаках повреждений, наносимых ею же самою. Эти два скрюченных пальца, напоминающие маленькие прутики, были хуже, чем вся пролитая ею кровь.
Затем это ужасное, все возрастающее чувство жара и давления в раненой руке заглушилось новой волной судороги, обрушившейся на нее, как торпеда. Она вгрызалась в Джесси безжалостно, пытаясь скрутить ее в бараний рог, но Джесси яростно сопротивлялась. Она не может теперь двигаться. Она уронит свое импровизированное режущее приспособление на пол, если пошевелится.
— Нет, ты не сделаешь этого, — пробормотала Джесси сквозь стиснутые зубы. — Нет, отступись от меня.
Она замерла, пытаясь не давить сильно на острое лезвие стекла, стараясь не уронить его, чтобы не пришлось испытывать менее подходящее оружие для доведения дела до конца. Но если судорога переберется с правого бока на руку, что, кажется, и происходит…
— Нет, — застонала Джесси. — Убирайся прочь, слышишь? Убирайся прочь!
Она подождала, осознавая, что не сможет ждать, однако ничего другого ей не оставалось; она ждала, прислушиваясь в тому, как ее кровь капает на пол, стекая со спинки кровати.
Джесси увидела еще один ручеек крови, стекающий с полки. Она почувствовала себя жертвой из фильмов ужасов.
«Ты больше не можешь ждать, Джесси, — прикрикнула на нее Руфь. — У тебя совсем не осталось времени!»
— Чего мне действительно не хватает, так это удачи, мне всегда не везло, — ответила она Руфи.
В этот момент Джесси почувствовала либо сумела убедить себя в том, что судорога ослабила свою хватку. Она повернула руку внутри браслета, вскрикнув от боли, когда судорога снова вонзилась в нее горячими клешнями, пытаясь поджарить Джесси на своем костре. Однако Джесси продолжала вращать рукой, разрезая теперь внешнюю часть запястья. Нижняя внутренняя сторона теперь была повернута к ней, и Джесси с удивлением взирала на то, как глубокая рана на Браслете Фортуны открыла свой черно-красный рот и, казалось, смеется над ней. Она вонзила стекло в запястье настолько глубоко, насколько посмела, все еще борясь с судорогой в нижней части груди, затем рванула руку к себе, разбрызгивая кровь на лоб, щеки и переносицу. Обломок стакана, которым она производила эту варварскую операцию, упал на пол и там взорвался фонтаном осколков. Джесси даже не вспомнила о нем; его работа была уже закончена. Оставался еще один шаг, ей предстояло увидеть еще одну вещь: продлит ли наручник свои ревнивые объятия или позволит ее руке освободиться.
Судорога в последний раз вонзила свои зубы в ее бок, а потом начала ослабевать. Джесси тут же забыла о ней, как и об исчезнувшем примитивном стеклянном скальпеле. Джесси ощущала всю силу своей идеи — казалось, весь ее пылающий ум проникнут одной мыслью, — и все ее внимание было сосредоточено на правой руке. Она подняла руку вверх, вращая ею в золотых лучах заходящего солнца.
Пальцы сочились кровью. Ее предплечье было покрыто кровавыми потеками, напоминающими яркую алую краску. Джесси согнула руку, а потом опустила ее вниз, как она уже дважды до этого делала. Наручник соскользнул… скользнул еще немного… а потом снова отскочил вверх. Он был остановлен сплетением костей под большим пальцем.
— Нет! — выкрикнула Джесси и рванула браслет вниз. — Я отказываюсь умирать подобным образом! Ты слышишь меня? Я ОТКАЗЫВАЮСЬ УМИРАТЬ ПОДОБНЫМ ОБРАЗОМ!
Наручник зарылся в кожу немного глубже, и одно мгновение Джесси была почти уверена, что больше чем на миллиметр он уже не продвинется, а в следующий раз браслет сдвинется, когда какой-нибудь прокуренный полицейский откроет его и снимет с ее мертвого тела. Она не могла сдвинуть его, никакая сила в мире не могла сдвинуть его с места, ни Божественные ангелы, ни посланцы ада не могут сдвинуть его.
Затем с внешней стороны запястья возникло ощущение сильного жара, и наручник дернулся немного вперед. Потом он замер, затем снова начал передвигаться, распространяя горячее электрическое покалывание, переходящее в невыносимое жжение, которое сперва опоясалъ ей руку, как браслет, а потом впилось в нее, как мириады разозленных муравьев.
«Я сдираю кожу с руки, — подумала Джесси. — О Господи! Я сдираю кожу с руки, как кожуру с апельсина».
— Давай! — с яростью прикрикнула она на наручник. В этот момент наручник стал для нее живым существом, таким же ненавистным, вцепившимся в нее множеством зубов, как минога или взбесившаяся ласка. — О, неужели ты никогда не отпустишь меня?
Наручник соскользнул немного дальше, чем в ее предыдущих попытках, но все равно он крепко держался, тупо отказываясь преодолеть эту четверть (теперь, возможно, восьмую часть) дюйма. Окровавленный кружок стали охватывал теперь полоску кожи, обнажая блестящие переплетения сухожилий цвета свежих слив. Тыльная сторона руки напоминала курочку, с которой содрали поджаренную корочку. Постоянное давление вниз расширило рану, превращая ее в окровавленную расщелину. Джесси не оставляла мысль о последней попытке выдернуть руку и освободить себя. К тому же наручник, медленно, но все же продвигаясь, — по крайней мере, ей так казалось, — снова замер. На этот раз он замер намертво.
«Ну конечно же, Джесси! — выкрикнула Сорванец. — Посмотри на руку, у тебя же завернулась кожа. Если бы ты снова могла распрямить ее!»
Джесси вскинула руку вперед, снова опуская браслет на запястье. Затем, не успев даже подумать о новой судороге, она из последних сил дернула наручник. Дикая боль пронзила руку, когда он впился в кусок живого мяса между запястьем и ладонью. Вся содранная кожа сочилась кровью. На мгновение эта вязкая масса задержала наручник, а затем загнулась под сталью с тихим хрюканьем, обнажая кость, но этого было достаточно, чтобы наручник остановился. Джесси потянула сильнее. Ничего не случилось.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});