— Помню, — ответила актриса. — Чистота рассудочных объяснений всех проблем, кроме человеческой любви:
— Точно, — сказал режиссер. — Позже, может быть, даже в тот же день, она с ученым будет стоять у воды и наблюдать, как члены некоей секты готовятся крестить ребенка, окуная ето прямо в море. Ученый — этот лишенный души вселенский гробовщик — подчеркивает сходство христианского ритуала с языческой Фонтиналией. Для него это просто религиозный предрассудок. Для Маргариты, наоборот, могучее и трогательное представление.
Может это быть ответом на вопрос, который она так отчаянно ищет?
Так вот, держа ребенка на руках, священник вступает в море навстречу волнам, и камера едет назад, чтобы показать нескольких любителей виндсерфинга, маячащих на горизонте. Они одеты в плотно прилегающие черные костюмы, которые по виду очень напоминают облачение космонавтов. Защитные костюмы повторяют тему враждебного окружения и сигнализируют о страшной опасности. В это время на них накатывает большая волна и одновременно поднимает спортсменов вместе с их досками на самый завиток своего гребня, откуда они быстро соскальзывают вниз на берег. Вдруг одного из них смывает. Доска продолжает скользить, все более беспорядочно кувыркаясь в кадре, и оказывается прямо перед священником, который в панике выпускает из рук ребенка. Раздается крик. Начинаются тщетные поиски, в которых принимают участие все.
Нина Мэбри схватилась за голову:
— Они спасут ребенка?
Режиссер вернулся из своего далека и пожал плечами:
— Возможно.
— Пожалуйста, — сказала она. — Пусть они спасут ребенка.
Камерон смотрел на нее, не отрываясь.
— Послушай, — прошептал он, — это всего-навсего кино.
— Пусть ребенок не умирает, — умоляла она. — Пусть он будет жив!
— Я решу- это потом, — сказал Готтшалк.
Боже мой; подумал Камерон, они ведут себя, как будто это все по-настоящему! Некоторое время он пытался принимать участие в разговоре, но видя, что режиссер и актриса оказались в мире, куда входа для него нет, подошел к стойке, превращенной в бар, и осмотрелся вокруг. Позади него тихо мурлыкало радио. Комментатор новостей пытался объяснить прокатившийся слух и контрслух о войне.
— В то же самое время официальные источники, отрицая, что наступление имело место, тщательно пытаются не принимать в расчет возможность…
Сумасшествие, подумал Камерон, весь этот чертов мир сошел с ума… Он увидел Денизу в дальнем конце комнаты и собрался подойти к ней, когда почувствовал на своем плече чью-то руку, и, обернувшись, увидел перед собой проницательные голубые глаза начальника полиции Бруссара, изучающего его из-под кепки, как у продавца мороженого.
— У тебя есть минута, трюкач?
— Конечно, — сказал Камерон.
— Как все сегодня прошло?
— Прекрасно. А у вас есть успехи?
— Нет, мне не повезло, — сказал Бруссар грубым голосом.
— Может быть, здесь не было и нет вашего человека. Может быть, он отправился в Бордо.
Начальник слабо улыбнулся, и, чиркнув спичкой о стойку, поднес огонек к изжеванной сигаре, зажатой между зубами.
— Может быть, — сказал он, — но не думаю. Я думаю, наш человек забился в щель где-то здесь, в городе. Просто он оказался несколько сообразительнее, чем мы предполагали.
— Что ж, как вы сказали, он рано или поздно проявит себя.
— Совершенно верно, — ответил начальник, пережевывая сигару и оглядывая комнату. — Скажи мне, Коулмэн, кто все эти люди?
О чем это он? — размышлял Камерон, стараясь оставаться спокойным и тоже оглядывая комнату.
— Ну, знаете, — сказал он. — Съемочная группа, техники, реквизиторы…
— Ты со многими знаком?
— Разумеется, нет. Видите ли, я только что приехал. Несколько дней назад.
— Так ты здесь новичок, а?
— Да, — ответил Камерон. Что он имеет в виду?
— думал он, ища в отчаянии режиссера. — Я могу помочь, если надо, — сказал он.
Начальник полиции посмотрел на него с одобрением ястреба, желающего убаюкать своего птенца и выпустил плотное облако голубого дыма, окутавшего голову Камерона:
— Я вот размышляю, возможно ли, чтобы кто-то пролез в группу.
Камерон замер. Потом, едва шевеля губами, с трудом проглотил воздух.
— Я вас не понимаю, — сказал он.
— Я имею в виду, что на самом деле это хорошее прикрытие. Видишь, если этот парень знает, что его ищут, он будет продолжать себе спокойно прятаться. Допустим, я сниму всех своих людей с улиц, опечатаю город, посажу кого-нибудь, кто сможет его узнать, в состав киногруппы и заставлю его ходить за всеми по пятам, пока вы снимаете. Может быть, так мы сможем его поймать?
Камерон глотнул из своего стакана и посмотрел на Бруссара:
— А кто именно узнает беглеца?
— Сборщик дорожного налога, кто же еще?
— Спросите лучше Готтшалка.
— Да, но я его не вижу.
— Он только что был здесь, — сказал Камерон.
— Пойти поискать?
— Не спеши, — ответил начальник. — Подожди Я хочу тебя кое о чем спросить. О трюке…
— О каком трюке? — спросил Камерон с замиранием сердца.
— О том, на дамбе, — ответил Бруссар, как будто в горле у него был песок. — Как ты его сделал? Я имею в виду, как ты довел его до конца.
Камерон покачал головой. Комната плыла у него перед глазами. Был ли это обратный эффект после тяжелого испытания, выпивки или просто страха?
Начальник полиции смотрел на него с любопытством:
— Ты въехал на мост и упал в реку. Как же ты смог вылезти из машины?
— А! — сказал Готтшалк, появляясь как бы ниоткуда и становясь рядом с ними за стойку. — Ну, это интересный вопрос. Так случилось, что существует две школы — обе разработаны датчанами, которые, благодаря тому, что их вечно вытаскивали то из одного канала, то из другого, стали ведущими экспертами в этом вопросе.
Старая школа придерживается того, что окно надо закрыть и ждать, пока давление воды, хлынувшей в машину, будет равно количеству вытесняемого воздуха, прежде чем открыть дверь и вылезти. Новая школа, напротив, отвергает эту технику, ставя под сомнение исходную посылку. Она утверждает, что из-за веса мотора машина неизменно тонет вертикально и что воздух обычно выталкивается под давлением через багажник раньше, чем находящиеся внутри смогут вдохнуть. Более того, новая школа подчеркивает, что под огромным давлением воды крыша тонущей машины продавливается до самых спинок сидений. Поэтому наши датские друзья рекомендуют испуганному водителю в случае неправильного поворота или неожиданного заноса и возникших в результате акватических последствиях временно закрыть все окна и щели, затем открыть их с обеих сторон, чтобы удержать разницу давления и, наконец, когда вода поднимется до уровня окон, открыты двери и поскорее вылезти, удостоверившись, конечно, что у него есть время, что им не управляет испуганная жена и что его мозги не анестезированы алкоголем — э, Коулмэн?