-- Не, не сыщут. Не будет таких. Уходить они будут ходом тайным с моего подворья. Фатима там лекарку и придавит. Костей в век не найдут.
-- А может и малька там?
-- Не. Я же говорю тебе: его ни в землю, ни в воду. Дальше слушай. Фатима с мальком там переоденутся. Искать будут двух баб с девкой, а будут торк с торченком. Понял? Не найдут. Нету уже того, чего искать велено.
-- А с Киева как? По воде-то, когда здесь и торговые стоят, и войско в лодиях...
-- Хоть что умное сказал. Ты Перемога Ряску помнишь? Вот он у меня уже третий день в Заднепровье стоит, коня купил, телегу. И повезёт он торчина с торчёнком в нашу черниговскую деревеньку. Но не довезёт. Поскольку торчин рабёнышу своему дорогой горло перережет и в болото глухое кинет. Не в землю и не в воду. В болото. Нехристь, что возьмёшь. А потом и Перемог Фатиму... Да может. и в то же болото. Перемог о "княжне персиянской" не знает, отвезёт вещички кое-какие в деревеньку. Цацки золотые там и полежат. Покуда случай не придёт их назад вернуть.
-- Хитро. Все при деле, каждому свою правду нашла. Лады. Спать пойду, устал я. Сперва Корнея ял, потом имал, потом брехню его сопливую слушал... Завтра дел невпроворот, выспаться надо, пойду прогоню малька с постели.
Шаги, скрип кровати под тяжестью мужского тела, лёгкое похлопывание по моему плечику.
-- Что, целочка моя серебряная, притомился-задремал? Видать, не поиграться нам сегодня на постельке. Меня тоже в сон тянет. Иди-ка малёк к себе. В другой раз поваляемся.
Я, не открывая глаз, изобразил сонную улыбку, отполз к краю, старательно потирая кулаками глаза протопал мимо Степаниды в дверях. Она, кажется, хотела меня остановить. Тогда - все. Эта змея сразу бы поняла, что я все слышал. Но Хотеней что-то спросил у неё насчёт свадьбы. Спокойно. Тихонько. Как обычно. Семенящими шажками, не поднимая глаз, не махая руками, мимо слуг... к себе. Отбиться от прислужниц, погасить весь свет. Даже лампадку под иконой. Лечь спокойно в постель. Выдохнуть. Ме-е-едленно. Чтобы не услышали в соседней комнате.
Глава 22
Тихо, темно. Все в доме спят. Значится так: в доме три покойника. В самом скором... И что делать? Кинутся к ним, к моим подружкам-учительницам? Рассказать, предупредить, попросить помощи, три головы лучше... Их же тоже...
У холопов солидарности нет. Не поверят. Или - поверят и донесут. Чтобы моей головой свои выкупить.
Если бы не Корней с его идиотской жаждой подслушивания, я бы лежал сейчас здесь вполне оттрахнутый, вообщем-то, всем довольный, прислушивался бы к ощущениям в собственной заднице и беспокоился бы только об одном - произвела ли на господина моя попка такое сильное впечатление, что он и после жаркой сечи ее вспомнит.
Интересно, а ведь он меня любит. Хотеней. Искренне. Как и положено господину любить своего раба. А я его? Любить господина - первая заповедь холопа. Умереть за господина своего, по слову его - высшая честь. Кольнуло в пояснице - как-то раз Саввушка своим дрючком там здорово...
Да, я его люблю. Но умирать не хочу. Но должен. "Давши слово -- держись. А не давши -- крепись". Я слово дал, теперь остаётся только держаться. Ибо это мой путь, моя клятва. Клятвопреступление -- один из самых страшных грехов.
А он, мой любимый и единственный, меня предал. Подарил Гордею. На верную и мучительную... Потом понял, что от этого ему самому будет плохо, и списал. Сам и пошлёт умирать. Куда-нибудь в болото. Даже на кладбище не похоронят.
Я - раб. Это моё место в этом мире. Единственное, что этот мир мне предложил. И я принял. Принял этот мир и место своё в нем. Место "холопа верного". Принял путь служения. Искреннего, истинного, истового. Вот и служу.
Велят сыграть "княжну персиянскую" - сыграл. Велят пройти сквозь строй липнущих и лапающих мужиков - пожалуйста. Велят подмыть задницу и растянуть в приветливой улыбке анус - да для господина с удовольствием. И за все это - смерть.
Господин не может предать раба. Раб господина - может, а вот господин раба -- нет. В принципе. Нет в отношениях хозяина и холопа такого понятия: "предательство господина". Слова такие есть, но они относятся только к рабу.
Не предавал он меня. Ибо всякая воля господина -- для раба - воля свыше. Абсолютная истина и руководство к действию. Даже если прямо противоположно вчерашнему. Даже если на смерть обрекает. Хотеней меня не предал, он мною распорядился. Невозможно предать имущество. Нельзя обмануть собственный ботинок. Ботинок можно любить. "Хорошо сидит. Ноге в нем удобно". Ботинок может нравиться, быть приятным. Его можно сохранять. О нем можно заботится. Гуталином, например, смазывать. Его можно закинуть в кладовку за ненадобностью. Можно подарить, продать, выбросить. В болото, например.
Он меня не обманывал. Потому что не обещал. Ничего, кроме доли "холопа верного", мне никто здесь не обещал.
Это я сам, со своим идиотизмом, кретинизмом и попадизмом себе напридумывал. Выдумал человеческие отношения. Между человеком и имуществом. Коврик массажный с переживаниями. Коврик может нравиться, можно его гладить, можно какие-то цацки к нему пришпандорить. Его можно применять. Для профилактики спермотоксикоза или там простатита. Такое миленькое приспособление для физиотерапевтических процедур.
А мне все моя прежняя жизнь довлеет. Со всем этим "дерьмократизмом". "Все люди...". Ну если не "братья", то хотя бы тоже "люди". Так это -- люди. А все остальные -- имущество. Приспособления, инструменты. "Орудия говорящие". Не-люди. И я один из этих... "не-людей".
Господи, как... погано. Тоскливо и безвыходно. Безнадёжно и безысходно...
Хоть бы он сам прямо приказал: "иди к Фатиме, она тебя зарежет". Нет, "беги, малыш, беги". Надейся. На лучшее, на то, что господин вернётся из похода, что он тебя любит, что все успокоится, и вы будете вместе. Потерпи чуток... До подходящего болота.
Отказаться от своей роли? Значит отказаться принять этот мир. Значит сдохнуть от самого себя, как чуть не случилось в темнице. Принять все? Значит сдохнуть под ножом Фатимы где-то в черниговских трясинах.
И уже нельзя сказать себе: "я подумаю об этом завтра". Потому что "завтра" уже вот. Через три дня свадьба. Мой последний выход. Потом счёт пойдет уже не часами, а вёрстами. До подходящего болота.
...
Два последующих дня прошли как в тумане. Я старательно делал вид "как всегда". Дамы мои однако что-то уловили, пытались меня утешать. И что на свадьбе все будут пьяные, ошибёшься - не страшно, и что "жена - не стена". А уж Хотенею - вообще. И что из похода вернётся и подарков привезёт. Я кивал и работал. До одурения повторял элементы танца, как снять платок с головы, как снять платок с плеч, как выворачивать из многослойной ткани бедра... Фатима наяривала на бубне. Темп постепенно повышался. Уже построены были связки и переходы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});