Интересно, Корней подмылся, но не успокоился. Прижался к двери, даже в свою рабочую позу встал. Под дверью, видать, щель и там ему слышнее. Подслушивает. А это нехорошо. Придурок. А это еще нехорошее. У кровати поднос с какими-то чашками-кувшинами стоит. Поднос медный. Снял с него посуду. И с мысленным исконно-посконно-выстраданным "а пошли вы все!" - как летающую тарелку - в дверь. Ух как он грохнул. Три раза. Первый - когда в дверь попал. Второй - когда Корнею на голову. А третий, когда Хотеней дверь чуть не снёс и ногой поддал. И поднос, и Корнея. За ним еще пара мужиков ворвались - я только простынкой пользованной обернуться успел. Картинка ясная, понеслось. С руко- и ного- прикладством.
-- Подслушиваешь? Доносишь? Падла-гнида-вошь... На кого работаешь?
-- Да я... Да мы...
Били-били-колотили, морду в попу превратили... Я сначала от криков и ударов вздрагивал. Потом как-то успокоился. Может и бывает где пролетарская солидарность, а вот холопская - нет. Особенно - между наложниками. Много мне вреда Корней сделал. И еще больше хотел. А зря. Меня обижать не надо - для здоровья вредно. Допрос переместился в соседнюю комнату, я спокойно оделся, морсу попил, снова прибрал что разбросали. Устал как-то, выбрал на господской постели место почище, прикорнул и задремал. Нужен буду - разбудят.
Я ожидал разных вариантов побудки. От нежного шёпота в ушко с полным страсти жарким дыханием в затылок до картины "Геракл разрывающий пасть льва", где в роли пасти выступает моя задница.
Но проснулся я от голоса Степаниды свет Слудовны. Все-таки глуховата бабка. Вот и говорит командным голосом.
-- У тебя там кто есть?
-- Княжна персиянская. Напугался как мы тут Корнея... Уснул. Он-то Корнея и высветил. Как тот подслушивать под дверь полез - малёк подносом в дверь. Ну, мы на шум и прибежали.
-- Может подстава?
-- Корней у двери сидел. Возле самой щели. Да и порассказал он о делах своих. И про колдуна, что наговор творил, и еще. Твои-то мастера сколь за Корнеем ходили-выглядывали, а вот малек раз - и на горяченьком.
-- Ловок-ловок. Что с Корнеем делать думаешь?
-- А... Прогнать - нельзя, продать - нельзя. Даже язык урезать - без толку - грамоте разумеет. Так что, пусть Саввушка его... доработает. А после твои в пригородную вывезут и закопают. С твоего двора холоп померший. А людям скажу - отпустил в Васильков, у него там родня, он давно просился. Вот-де встретил знакомцев, я его и отпустил. Не в поход же такого брать, в войско-то.
-- Ладно. Сделаю. А чего с мальком делать, с княжной персиянской.
-- А чего? Он ни в чем таком. Любит он меня без памяти, из воли моей не выйдет.
Степанида явно обозлилась. В голосе появился и нажим, и сталь.
-- Ты вправду дурень или только прикидываешься? Кто сегодня обещал Гордею княжну персиянскую в подарок?
О! Вот так новость. Меня мой господин, любимый, ненаглядный... другому мужику решил подарить. Да еще Гордею. А у того взгляд... до сих пор мороз. Как же так? Гордей же меня не просто отымеет, он же меня... долгой и мучительной... И вообще... Я же только вот к Хотенею привык, как-то притерпелся, сам себя уговорил. А тут... А тут, Ванечка, долька холопская - как господин скажет, так и будет. И радоваться будешь, если Гордей тебя только с удом своим познакомит, а не с катом дворовым, с кнутобойцем и костоломом.
Я лежал, боясь шевельнуться, боясь вдохнуть, боясь...
-- Ну и что, что обещал? Сказано было - после свадьбы. А уж когда после...
Голос Степаниды уже зазвенел от злости
-- Ты никак с Гордеем шутки шутить надумал? За дурня старого его держишь? Как поутру красные простыни вывесят, так он с тебя малька и стребует.
-- Ну, это ещё посмотреть надобно. Дочка его уже жена венчанная будет, от девства избавленная, приданное в церкви оглашено, на пиру подарки приняты...
-- Да ты и вправду дурак-дураковский. Об чем речь-то шла? О девке-целке этой или о тряпье в приданное? О Гордее речь-то шла. Что он тебя к князю подведёт, что тебе, зятю любимому, единственному место подле себя даст, что тебя, идола безмозглого, поднимет и приблизит. А ты в первый день с ним шутки шутить? Да ты сам ему эту княжну персиянскую приведёшь да поставишь, да подержишь, чтоб старому удобнее было. Если соизволит.
-- Ну, значит отдам.
-- Ну точно дурень, колода берёзовая.
-- Ну чего ты, чего ругаешься всё?
-- Ты княжну к Гордею приводишь - он сразу наш обман понимает. Что будет?
-- Мда... Из похода мне не вернуться. Сделает Гордей свою дочку вдовой - месяца не пройдёт. А то - недели. А может малька - как Корнея?
-- Плохо. Во-первых, двое сразу. Будто мор на подворье. Во-вторых, приметный он: безволосый, "шкурка с искрой". И сказать как: вот был холоп и в одночасье помер. Как раз как перед тем чтоб к Гордею идти. Гордей начнёт искать - найдёт. Хоть в могиле. Знаешь, поди, знатоки есть - по костям скажут кто лежит - мужик или баба.
-- Так как быть-то?
-- Надо так сделать, чтобы не только его самого, но и тела и даже костей его не сыскали б. И не только его.
-- Что, и Прокопием своим с Саввушкой пожертвуешь?
-- Ну до них Гордею только после моей смерти дотянутся. А вот служанка с лекаркой... И снова - сами исчезнуть должны, без следа.
-- Ну не тяни, говори, бабушка. Ведь вижу - удумала уже чего-то.
-- Значится так. Малёк твой какой-то хитрый танец придумал. Соромное что-то. Вот пусть княжна персиянская перед молодыми на свадьбе и спляшет. Ближе к концу, когда уже подопьют гости-то, но еще помнить будут. Поглядит как тебя с молодой женой в опочиваленку поведут. Все видели? Вот она, наложница Гордею обещанная. Но отдать - после. А пока - назад на мой двор. У тебя там и тесно от гостей будет, да гости пьяные с подарочком могут чего худое учинить.
А наложница, в господине своём души не чающая, увидав, как сокол её ясный с другой ушёл. Бросилась...
-- Топится?
-- Дурень. Его и утопить нельзя. А ну как всплывёт тело где под Каневым? А тут и вы, рати киевские подошли. Да опознают, да Гордею донесут. Нет, ни в землю, ни в воду его нельзя. Слушай дальше. Поплакала красавица и решила бежать куда глаза глядят.
-- Ну и дурость. Его ж на первом перекрёстке возьмут и назад приведут. Он же здесь, с плешью своей да без языка...
-- Сам дурак. Слушать будешь? Ну вот. Соблазнила она служанок своих. Они там всю скотницу мою вытрясли, украшений чуть не полпуда золотом навешали. И побежали они втроём.
-- Сыскать. И сыщут. Уж больно особенная троица: девка, явно из "верховых", горбунья и столп-баба ходячая.
-- Не, не сыщут. Не будет таких. Уходить они будут ходом тайным с моего подворья. Фатима там лекарку и придавит. Костей в век не найдут.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});