надлежащее поведение образуют троицу человеческой красоты. В своем трактате Боэций проводит резкое различие между верой и знанием; его концепция «двойственной истины» вызвала большие споры. Вера и знание руководствуются разными принципами, за которыми признается своя ценность.
Все еще продолжаются споры о мировоззрении Сигера Брабантского (родился около 1249 г., убит сумасшедшим в тюрьме в Орвието в 1282 г.). Его считают своим одновременно Восток и Запад. В одном манускрипте того времени утверждается, что еще в 26-летнем возрасте он наметил основные цели своих будущих научных исследований, и о нем говорится, как о «Сигере Великом». Однако теолог Дунс Скот считал, что любой ученый, который придерживается глубоко ошибочных взглядов, ставит себя вне рамок человеческого общества. Петрарка такими словами описывал Аверроэса, главного авторитета Сигера: «Сумасшедший пес, бросающийся в слепом безумии на Христа и Господа и католическую веру». Сигер оказался в эпицентре жарких диспутов, проводившихся во второй половине XIII в. в Парижском университете. Партия Сигера в течение нескольких лет отказывалась признать результаты выборов ректора, состоявшихся в 1271 г. В глазах студентов и преподавателей, восхищавшихся Сигером, он был последовательным поборником автономии разума, «чистого» знания, свободного от любого теоретического ограничения. Человек, обладающий знанием, подобен истинному пророку. «Бодрствуй, учись, читай, и, если у тебя осталось хоть какое-то сомнение, пусть оно подвигнет тебя к дальнейшему исследованию непознанного, поскольку жизнь без знания это смерть, могила для несовершенного человека». «Чистый разум» может ничего не знать о предопределении или свободной воле, но необходимо признать, что мир существовал вечно и не был сотворен и что все люди содержат в себе одну и ту же божественную душу; индивидуальная душа не вечна. Религия была необходима для простого народа, но не для образованных людей. Догматы питали веру, но часто разум учил совершенно противоположным вещам. Сигер придерживался теории цикличности, которая была общеизвестна во времена Античности. История была циклична, все регулярно повторялось, включая судебные системы и религии. Мир находился в саморазвитии, управляясь собственным механизмом; только располагавшиеся на его периферии звезды, обладавшие интеллектом небесные создания, могли оказывать какое-либо влияние. Материя, движение и время – вечны, люди – преходящи; однако их души были частью умной души всего человечества. «Свобода воли», строго говоря, была пустой фразой. Жизнь каждого человека была предопределена существовавшими законами. Добро заключалось во всем полезном для человеческого рода, зло – во всем, что вредило ему.
За год до того, как учение Сигера было впервые осуждено, в 1269 г. Фома Аквинский был вызван в Париж для того, чтобы продолжить чтение лекций, несмотря на то что устав университета разрешал монахам нищенствующих орденов чтение только одного курса лекций. В его помощи университет сильно нуждался, чтобы противостоять сторонникам Аверроэса. Диспут между Фомой Аквинским и Сигером считался всеми одним из главных событий в интеллектуальной жизни XIII в. Когда Фома, изнуренный болезнями, скончался в 1274 г., Альберт Великий, его учитель и друг, продолжил борьбу.
Сохранилась молитва святого Фомы Аквинского; в ней он просит Бога даровать ему бодрость духа, но без излишней легкости, и мудрость, но без возношения. «Сицилийский вол» (как его в восхищении называли братья) вмешался в интеллектуальные споры своего времени с добрым душевным расположением и спокойствием, которые в наши дни трудно представить. Во всем его обширном письменном наследии имеются лишь несколько моментов персональной полемики. Он всегда контролировал себя, ко всем вопросам подходил трезво и взвешенно, давал полностью высказаться своему оппоненту. Его методы ведения полемики и академических дебатов были отточены до совершенства, чего не могли добиться все ученые, бывшие до него и после. Фома Аквинский, работая в университете и занимаясь философскими исследованиями, смог сохранить традиционный подход, уже не существовавший нигде в мире, к ведению открытой дискуссии по самым сложным проблемам с наиболее несговорчивыми противниками.
Фоме Аквинскому противостояли два правых и два левых направления в интеллектуальной жизни. Правых консервативных взглядов придерживались университетские теологи и францисканцы. Левое крыло представляли свободно мыслящие профессора и радикальные аверроисты, поддерживавшие Сигера. В 1277 г. епископ Тампье осудил латинский аверроизм, выделив 219 неприемлемых тезисов в работах аверроистов. Этот шаг епископа привел к тому, что Фома Аквинский вместе с Сигером и другими «атеистами» оказался в одной и той же лодке, не говоря уже об амальриканах и всяких политических и религиозных фанатиках.
Для сторонников правых взглядов Фома был революционером и очень опасным человеком. Люди левых взглядов полагали, что он остановился на полпути. Традиционалисты и францисканцы упрекали его в том, что с его помощью в теологию университета и церкви проникли мрачная фигура Аристотеля и его еще более опасные толкователи, что он открыл дверь для еврейских, арабских и античных философов. Особо острой критике со стороны францисканцев Фома подвергался в период 1265–1270 гг.
Опираясь на учение святого Августина, францисканские теологи и философы оставались верными одной из старейших школ традиционной теологии, в которой рассматривались вопросы Божьей благодати и любви, конфликт между естественным и сверхъестественным, между духом и плотью. Гордый интеллект был врагом христианского гуманизма. Этот способ мышления имел сильную эмоциональную окраску. Фому Аквинского обвиняли в том, что он предал Христа и церковь, отдавшись играм разума. Нельзя отрицать, что Фома, сын одного из наиболее верных вассалов Фридриха II (он был ему дальним родственником) и брат придворного миннезингера, был гораздо ближе по духу Сигеру Брабантскому, чем францисканцам и традиционной школе. Жадный до новых знаний, Фома полностью отдавался изучению вновь открытых древних текстов. Он читал труды Аверроэса и Авиценны еще в самом начале своего жизненного пути (хотя вначале он и не оценил громадную прикладную значимость прочитанного). По мере того как осуществлялись все новые переводы античных, арабских и еврейских текстов, он все больше погружался в изучение этой литературы. На взгляды Фомы Аквинского, Альберта Великого и Майстера Экхарта большое влияние оказали труды Маймонида, великого представителя неоиудаизма, еврейской «эпохи Просвещения».
В то время как правые обвиняли Фому в преклонении перед разумом и в твердом следовании научному методу, в том, что он был представителем рациональной и спекулятивной философии, левые ставили ему в вину нерешительность и неспособность сделать окончательный вывод. Они порицали все его попытки защитить учение Аристотеля, всех арабских философов-рационалистов с помощью теологии, что могло только исказить смысл того, что он защищал.
Предрасположенность Фомы к среднему пути лежит в его характере и особенностях его эпохи. Сэр Генри Слессер назвал Аквинского «первым вигом». Сознательно или нет, но томизм был притягательной силой для английских философов, научная мысль которых была консервативна. Среди ранних теологов церкви Англии можно назвать влиятельного философа Ричарда Хукера. Фома прекрасно представлял себе границы человеческого познания и никогда