Пи-Джей закрыл глаза. Он представил себя там, на колокольне, когда ветер бил его в грудь. Представил маленькую потерянную девочку из отеля в Тауберге... представил растерзанное тело Дамиана Питерса... а потом представил, как он идет прочь от всего, что ему представлялось... уходит в темный, холодный лес.
И внезапно он оказался посреди поляны, залитой лунным светом. Его рот широко распахнут, кровь капает с его блестящих клыков, и...
– Она действительно потерялась... – сказал он.
– Но она поехала домой, к родителям, ей там хоть как-то помогают?
– Не вижу, – сказал Пи-Джей. Как только он попытался ускорить поток образов, те удалились от него призрачным вихрем в луче лунного света, растворились в шелесте листьев. Он попробовал отправиться следом за ними... но почувствовал на плече чью-то ледяную руку... обернулся, услышал только серебряный смех где-то вдалеке, трепетание крыльев, шепот ночного ветерка. – Здесь что-то странное в видениях, я никак не могу понять... например... ело... – он еще крепче зажмурился, стараясь рассмотреть ускользающие картины... – слон?
– Господи, – выдохнула Хит. – Фарфоровый слоник, да? Выпавший из моей сумочки прямо на горячий асфальт...
– Он разбился надвое, – сказал Пи-Джей. Он видел все это в первый раз.
– Вот гадство. Это была церемонияkae bоп в храме Брахмы... мать позвонила мне на мобильный... и слоник, наверное, выпал, когда я доставала телефон... но, может быть, все, что было потом... зловещие встречи Лорана МакКендлза, смерть Пита Сингхасри... может быть, мы уже искупили все, что связано с этим своенравным слоном. А если бы я потеряла их всех?!
– Так что нам делать с Паминой Ротштайн?
Память: 1593: 1600
Ребята в серых костюмах и зеркальных очках оказались близнецами, и звали их Алексей и Александр, так что Тимми совсем запутался. Но он уже обещал с ними встретиться и поехать на студию – тем более что он не жалел, что поехал. Эта «фабрика грез» и вправду производила впечатление.
– Это самая большая в мире киностудия, – рассказывал Алексей, экспрессивно размахивая руками на совершенно пустой и заброшенной съемочной площадке, где съемки, похоже, возобновятся не скоро. – Раньше здесь столько снимали... изумительные пропагандистские фильмы, грандиозные исторические эпопеи... но теперь, увы, все развалилось.
Они объезжали площадку на какой-то машинке, похожей на те, на которых перемещаются по полю для гольфа. Алексей показывал Тимми остатки декораций: несколько полуразрушенных средневековых замков, улица викторианской эпохи, улица Нью-Йорка, персидский базар, кафедральный собор, кусок пристани в Сан-Франциско и даже деревня индейцев-шайенов.
– А от меня вам что нужно? – прямо спросил Тимми, потому что они ведь не просто так пригласили его сюда и старались произвести на него впечатление этой экскурсией.
– Ну, – начал Александр, – как я уже говорил, мы тут находимся в состоянии «острого недопроизводства». На самом деле за ваши две тысячи американских долларов можно забабахать фильм, который будет смотреться на все десять миллионов, сечешь? Плюс – твое имя для предпродажной раскрутки. У нас сейчас в разработке шесть сценариев фильмов про вампиров, посмотришь и выберешь, который тебе понравится. Там есть даже история Влада, как он сидел в турецкой тюрьме... потом он умирает, и появляется его брат Раду... очень даже симпатичный сценарий, мы его раскопали в Румынии.
Под стереофоническое звуковое сопровождение двух Алексов они проехали мимо нескольких съемочных площадок, а потом – через огромный склад, забитый осветительными приборами, объективами, операторскими тележками, кранами, камерами. Господи, думал Тимми, действительно техника каменного века. Вокруг не было практически ни души. Они проехали мимо огромных копий Версальского дворца и Бастилии; в отдалении виднелся фасад громадного кафедрального собора. Перед собором толпились люди, кажется, там снималась какая-то сцена. Актеры были одеты в стиле бродвейских «Отверженных».
– А что там снимают? – спросил Тимми.
Ему ответил Алексей:
– Новый фильм Роджера Кормана «Похороны крыс Брема Стокера».
– Господи, это же Эдриэнн Барбо! – воскликнул Тимми, когда американская кинозвезда проскакала мимо верхом на лошади.
– Очень большое кино, – теперь это былАлександр, – миллионы рублей.
Они зашли в небольшую комнатку, и Тимми представили Беверли Грей, женщину, которая, как оказалось, всем тут заправляла. Она узнала Тимми и попросила автограф для своей дочери.
– Хилари будет в восторге, – сказала она ему. – Я смотрю, они и вас тоже пытаются втянуть во все это, и что же: они предлагают вам деньги или, наоборот, пытаются выманить их у вас?
– Я пока не уверен, что именно им от меня нужно, – ответил Тимми, демонстративно не глядя на предложенную ему тарелку борща. – Не похоже, что вам это доставляет огромное удовольствие.
– Ну... скажем так, я бы лучше занялась анализом влияния произношения открытых гласных на развитие ранней нормандской литературы. Не то чтобы фильм был совсем уж неинтересный: юный Брем Стокер по окончании университета предпринимает «большое путешествие» по странам Европы, и его похищает банда разбойниц-лесбиянок... хотя нам пришлось, разумеется, малость смягчить сценарий, а то он был слишком жестоким, даже для нас... хороший урок феминизма, преподанный полуголыми амазонками... а так идея даже забавная... молодой сексуальный раб из Румынии...
– Да, забавно. – А про себя Тимми подумал: только все было совсем не так...
Память: 1888
Века уносились прочь. Тьма сгущалась, кружилась вихрем... и он кружился с ней вместе, тонул в черноте, пока она не исторгла его из своего темного чрева. Место было то же, но времена изменились; он не знал, какой сейчас год, но одно осталось неизменным. Затхлый, тяжелый воздух. Крысы все так же носились по сточным канавам, однако улицы больше не были вымощены булыжником. По улицам сновали угрюмые люди в серых плащах: руки в карманах, взгляды – в землю. Вообще людей стало заметно больше; ночную тишину заполнил шум механических двигателей, которые словно высасывали из людей жизнь; на смену вампирам пришли громадные стальные устройства, отравляющие воздух своим коптящим дыханием. В небе светила все та же луна, но деревянные балки и штукатурка сменились серой кирпичной кладкой. Все те же улицы и та же река, под мостами которой спят все те же бездомные, полуодичавшие дети... он пробирался сквозь шумную толкотню. Была уже ночь – летняя ночь в Лондоне, слишком жаркая для этих мест, – но на улицах было полно народу. В узких улочках, где тусклый свет фонарей едва разгоняет сумрак и девочки задирают перед прохожими юбки. Они кричали ему: «Сэр, не хотите попробовать мою киску?» или «Всего шиллинг за час превосходной беседы», – и все прочее в этом духе, а ведь некоторым из них было не больше семи-восьми лет, думал он. Где-то там, в темноте, невидимые большинством людей, джентльмены в черных сюртуках, с бакенбардами и в надвинутых на глаза шляпах деловито спешили якобы по своим делам, едва заметно кивая встречным прохожим, которые, в свою очередь, вели себя так, будто они ничего не видят.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});