Месье на секунду задумался, держа трусы в руках.
— Когда мы в первый раз встретились?
— Все началось в мае, — жалобно отвечаю я, не в силах смотреть на него и одновременно думать о только что поразившем меня сравнении: «Месье прошел сквозь меня как (рантом».
— В мае… тогда, видимо, был кризис. У меня было меньше работы.
Красивые глаза Месье, привычные ко лжи, выдерживают мой взгляд. Мне знакома эта притворная самоуверенность: я лгу точно так же, но Месье об этом не знает, считая, что все уловки запатентованы на его имя и неизвестны остальным.
Я закуриваю свой остаток косячка, решив переждать напряженную тишину. Делаю глубокую затяжку.
— Ты ведь не доверяешь мне?
Эта безумная мысль о том, что я могу простым движением руки перевернуть его жизнь, как стол с еще дымящимися яствами, меня забавляет. Всего пары слов будет достаточно, чтобы Месье вызвал отвращение у своей жены, стал чужим для собственных детей, посмешищем на работе и среди друзей. Мне двадцать лет, у меня нет положения в обществе, я всего лишь неумелый эскиз женщины — и я обладаю такой властью. Это все равно что держать в руках огромную винтовку: иногда просто умираю от желания выстрелить, но гражданская сознательность, тактичность, нравственность или что-то еще навсегда уберут мой палец с курка.
Месье, повернувшись лицом ко мне, садится на корточки, чтобы найти второй носок.
— Нет, я тебе доверяю.
— Ты никогда мне об этом не скажешь, но я это вижу. Ты боишься «Месье», как чумы.
— Если ты поменяешь все, что может стать понятным для людей из нашего окружения, я не вижу в этом ничего страшного. Наоборот! Это же твой первый роман! Ведь я всегда поощрял твое творчество, разве не так?
— Это правда.
— Я просто говорю, что у нас остается мало времени до того, как тебя издадут в тридцати тысячах экземплярах. Ты еще успеешь сделать своих персонажей более завуалированными.
— Тридцать тысяч экземпляров — не слишком ли много? — машинально спрашиваю я, думая о своем.
У меня, должно быть, раздосадованный вид, так как Месье на секунду прерывает поиски, чтобы погладить мои колени.
— Поверь мне, ты — прирожденный писатель. Я в том нисколько не сомневаюсь. Я понял это, как только прочел твой рассказ в «Разврате».
— О, кстати…
Я бросаюсь к своей раскрытой сумке, из которой торчит розовая обложка моего последнего экземпляра с объемной дарственной надписью. Месье, широко улыбаясь, хватает маленькую тетрадь, раскрывая ажурную обложку и с дотошностью эксперта разглядывая каждую страницу.
— Просто замечательно! — восклицает он, и только за эти два слова, повторяемые снова и снова, я готова отдать свою жизнь.
Почему для меня так важно одобрение Месье, когда совершенно очевидно: объективность ему не свойственна? Все комплименты, которые он мне делает, заранее взвешены, проанализированы, отформатированы, и я даже не говорю о потоке лести, что льется на меня во время секса, по большей части рождаясь в результате прилива спермы к мозгу и так же внезапно иссякая, как только этот прилив прекращается. Я всегда это знала, но ничего, ни одна пружина интеллекта ни разу не подтолкнула меня к нужным выводам. Месье говорит: «Это замечательно», и мир вокруг меня расцветает.
— Я написала тебе суперпосвящение.
«Там, где многие другие увидели только слова „член“ и „киска“, вы разглядели Люси и поняли ее. Значит, я передаю этот экземпляр в умелые руки. Для Месье С. С. от Элли Беккер».
Красивые губы раздвигаются, обнажая ряд восхитительных зубов.
— Это мне? — все же уточняет Месье с поразительно неуверенным выражением лица.
— Тебе. Я с самого начала это обещала.
— Великолепная книжка. Спасибо.
Я уже представляю ее в священной библиотеке острова Сен-Луи, рядом с непристойными книгами, в которых Месье прячет мои письма. Люди даже не представляют, какие оргии разворачиваются в этом кабинете, которому я приписываю размеры будуара или замка. Великие книги смешивают там свою пыль и сальный запах страниц, тысячи разных понятий сражаются и наскакивают друг на друга, и, начиная с этого вечера, я тоже буду там, с моей маленькой обложкой цвета розовой вагины, от которой еще пахнет типографией и безмятежными фантазиями девочек-подростков.
Но уже одиннадцать, и Месье торопится уйти. Несколько минут, оставшихся у нас, потрачены на поиск его одежды, разбросанной по всей комнате (я не помню такого торнадо, когда он пришел).
— Не грусти, пожалуйста.
— Я не грущу. Просто этого слишком мало.
— Я знаю. Для меня тоже.
Нехотя оторвав от него взгляд, я усаживаюсь на край кровати, делая вид, что ищу что-то в своем компьютере. Месье старательно зашнуровывает ботинки, с серьезным видом, свойственным всем мужчинам, позволяющим представить их в двенадцать лет посреди школьного двора. Затем так же серьезно он выпрямляется, берет свои солнцезащитные очки и, слушая мою болтовню, окидывает внимательным взглядом комнату, опустевшую кровать, смятые простыни. Я уже знаю, что он скажет, вернувшись ни с чем со своей охоты за мелочами, незаметно выпавшими из кармана:
— Пройдешься еще разок перед уходом?
Культовая фраза Месье, закрывающая каждую нашу встречу, а я о ней вспомнила только сейчас.
— Хорошо.
— Спасибо.
Воздух от его передвижений неприятно холодный, почти как на улице. Он доносит до меня поэтические флюиды, мой запах на его дорогой одежде, и я закрываю глаза, будучи на грани обморока. Мне потребовались месяцы на то, чтобы побыть вдвоем с Месье немногим меньше часа, а теперь понадобится вдвое больше, чтобы повторить такой подвиг, и это заранее лишает меня сил.
— У тебя вчера были гости? — спрашивает он, тронув носком ботинка пакет из японского ресторана.
— Подружки.
— Какие подружки? Бабетта и Инэс? — пытается угадать Месье.
— Моя сестра и наши подруги. Люси, Флора, Клеманс.
— Они знают, зачем ты здесь?
Беспокойные брови Месье словно сошли с карикатуры.
— Да, они знают, что я ждала тебя.
— Им известно, кто я?
На секунду я ошарашенно замолкаю: Месье мог допустить, что я ничего не расскажу своим лучшим подругам. Я. Девчонка. Я бормочу:
— Но… разумеется, известно!
— И они знают мое настоящее имя?
Если я скажу ему правду, мне снова придется бессмысленно оправдываться, и из этой перепалки я неизбежно выйду проигравшей. Тогда я решаю солгать:
— Нет. Они называют тебя Месье.
Впрочем, это наполовину правда: они действительно его так называют, отчасти потому, что я, не в силах произносить два восхитительных слога его имени, сама теперь использую только имя своего персонажа.