— Да.
Напротив я увидела свое багровое лицо и ноги, всегда неплохо смотрящиеся даже в самых отвратительных кедах. Вид влюбленный: так, во всяком случае, наверняка думали пассажиры, слыша мое жеманное щебетание. Вид болезненный, но об этом знала лишь я.
— Я только что перечитывал твое сообщение и вспомнил о фотографиях Беллмера, не знаю, знаком ли он тебе. Ханс Беллмер.
— Конечно. Он фотографировал кукол.
— Одна из них мне напомнила тебя, в первый раз, когда я тебя увидел. Я еще не знал, какая ты, просто различил твое маленькое розовое тело под простынями — розовое, как у кукол Беллмера.
Административный район Берлина.
— Ты мне никогда об этом не говорил, — пробормотала я, пытаясь изо всех сил скрыть от него, насколько сильно мне хочется слышать подобные фразы еще и еще, так они ласкали мне слух.
— Когда ты возвращаешься из Берлина?
— Третьего.
Я на несколько секунд впилась зубами во внутреннюю поверхность щек, но это было сильнее меня:
— Увидимся, когда я приеду?
— Да, — важно ответил Месье, и все мое тело внезапно показалось мне легким, из-за такой ерунды, без всяких на то оснований, словно теперь Месье не мог не сдержать обещания, и я парила, парила. Даже после того, как связь неожиданно прервалась, я летела под Rolling Stones, едва касаясь земли.
Оказавшись в своей кровати, словно особые обстоятельства требовали отметить это событие таким же необычным способом, я засунула в свою вагину ручку щетки для волос, быстро доведя себя до грани истерики. Поскольку Месье рядом не было, мне требовалось хоть чем-то заполнить брешь, которую он только что приоткрыл, и ощущения, полученные от этого, были такими же неуловимыми, как он сам.
ЧетвергНередко, возвратившись из Берлина, я рыдала от тоски в своей кровати. Чаще всего мне не хватало запаха его улиц, этого воздуха со смесью пыльцы, зеленой воды Шпрее и ароматов из всех кафешек, выстроившихся вдоль тротуаров. Мне не хватало людей. Ощущения постоянной эйфории. Одиноких прогулок без оглядки на время. Но теперь, когда я жду встречи с Месье, зная, что он всего в пятнадцати километрах от меня, тоска имеет совсем другой привкус.
Вот уже два вечера мы ходим по краю пропасти из-за этого чертова городского телефона. Что меня дернуло позвонить с незнакомого ему номера? Я сидела в кабинете и оставила на его автоответчике сообщение, в котором уточнила, чтобы он ни в коем случае не перезванивал на этот номер. Причина: это был телефон моего дяди, а тому понадобится всего пара секунд, чтобы почуять неладное. Но я, видимо, забыла, что у Месье никогда не хватает времени или терпения дослушивать до конца свои сообщения, поскольку их обычно накапливается не меньше тридцати. Через пятнадцать минут, когда я уже забыла об энной по счету попытке связаться с ним, пронзительно зазвонил телефон. Я в своей комнате писала очередную главу книги.
Первый звонок: я услышала наверху топот сестры, бросившейся к телефону. Второй звонок: до меня вдруг дошло, чем это может кончиться, если звонит тот, о ком я подумала. И я подскочила с места, опрокинув этажерку, с угрожающим воплем: «Это меня!». Наконец я прижала трубку к пылающему уху.
— Здравствуйте, — услышала я голос Месье. — Вы мне звонили, но этот номер мне незнаком.
— Это я! — улыбнулась я с бешено колотящимся сердцем.
— Кто?
— Элли. Прослушивай внимательнее свои сообщения, я просила тебя не звонить сюда! Я у Филиппа!
Но Месье уже не слушал дальше, повторив мое имя веселым тоном, какого я у него никогда не слышала, словно я только что озарила его день.
— Как твои дела, куколка моя? Мне так приятно тебя слышать!
— У меня все отлично. Как ты?
— Как обычно, работа, ничего нового. Ты в Париже?
— Вчера приехала. Ты получил мое письмо?
— Представляешь, нет. Невероятная история. О чем ты в нем говорила?
Свернувшись в кровати в позе зародыша, я зажала между ног свою свободную руку.
— Много о чем: я писала тебе о Берлине, о том, что у меня не было мужчины целый месяц. Долго рассказывать по телефону.
— Знаю. Когда увидимся?
— Как тебе четырнадцатое?
— Это еще так не скоро.
Месье не знает, насколько меткими порой бывают его слова. Прежде чем я увижу его, пройдет целых десять ночей.
КНИГА III
Ты последний напиток, который мне не следовало пить.Ты тело, спрятанное в багажнике.Ты привычка, от которой мне не избавиться.Ты мои секреты, которые каждую неделю появляются на первой полосе.
Ты машина, которую мне не следовало покупать.Ты поезд, за которым мне не следовало бежать.Ты шрам, который вынуждает меня прятать лицо.Ты вечеринка, которая заставляет меня почувствовать свой возраст.
Словно автокатастрофа, которую я вижу, но просто не могу избежать.Словно самолет, на который, как мне сказали,мне никогда не следует садиться.Словно фильм, который очень плох, но мне приходится смотреть до конца.Позволь мне сказать тебе сейчас,Тебе повезло, что мы друзья.
Группа Pulp[40]
. Как другСентябрьВсе, что мне известно о Месье, в конечном счете держится на одной фразе, часто им повторяемой. Он и не подозревает, сколько подтекста кроется в ее лаконичности: «Это было бы здорово, будь у меня больше времени».
Будь у него больше времени, мы с Месье могли бы долго разговаривать по телефону. Пили бы кофе на террасе кафе. Может, сходили бы поужинать в тот итальянский ресторан, который он считает лучшим в Париже. Он придумывал бы семинары в провинции, как наверняка делал для другой, для других. В воображении мы с Месье ведем беспокойную жизнь, характерную для пары любовников, в которой он — женатый мужчина. И если я не имею на это права, то вовсе не из-за нехватки времени, как утверждает он в своей категоричной манере, — я пришла к выводу, что просто не стою всех этих усилий. Когда он занимается со мной сексом, а я ничего не чувствую, то серьезно рассматриваю эту гипотезу: я этого не стою, но мне также сложно сказать, кто из нас двоих ничтожнее. Он, который опускается до секса со мной, или я, унижающая себя этими стонами.
Я могу по пальцам пересчитать поцелуи и слова, которых удостоилась до проникновения (сегодня это слово не заслуживает заглавной буквы), и я считаю минуты, отделяющие меня от того момента, когда он получит свой оргазм, и мы наконец сможем поговорить.