На автомате вытащил телефон и набрал Машу. Сразу же звонок сменился короткими гудками. Еще одна попытка – и женский голос сообщил, что сеть перегружена. Этого стоило ожидать – большая часть города, точнее, те, кто остался в живых и не лежит без сознания, пытаются дозвониться до знакомых, родных, коллег. Всем страшно – а когда человеку страшно, он в первую очередь хочется почувствовать, что не один.
Отбил непослушными пальцами эсэмэску: «Маруська, как ты там?» Сообщение ушло с третьей попытки.
Молчание.
Вадим заглянул ко мне и махнул рукой, мол, пойдем. Уже выходя из ванной, я услышал сигнал полученной СМС: «Жива. Еще. На улице туман».
На ходу я ответил: «Держись, милая».
Следом пришло почти без паузы: «Мне страшно, Ив. Поговори со мной. Пожалуйста».
Я выругался от бессилия: «Машка, не падай духом. Все будет хорошо. Я приеду».
Молчание на три минуты. Я завороженно смотрел на экран телефона, наблюдая, как цифры на часах сменяют друг друга. Нужно было сказать что-то важное. Поддержать. Но как трудно-то, блин, через столько лет. По одной букве, ощущая страшную душевную тяжесть, набрал: «Маша, я тебя люблю». В такой ситуации можно и чуть покривить душой. Сеть отбила эсэмэску – не уверен, не отправляй. Попробовал еще раз. Так же. Настойчиво отправил снова. Выскочило сообщение: «Отказ сети». И палочки сигнала на дисплее пропали.
Теперь связи не было вообще. И Маша осталась совсем одна.
– Твою ж мать! – прорычал я и изо всех сил саданул кулаком в стену.
Неслышно подошел Николай, тронул за плечо:
– Кто там у тебя?
– Жена.
– Херово. Пошли, перекусим.
Я удивленно на него оглянулся.
– А что? – пожал плечами спецназовец. – На войне никогда не знаешь, будет ли возможность перекусить в будущем. Да и будет ли будущее в принципе.
– Сейчас мир, – возразил я, подумав, что Деменко так мозги пациенту и не вправил.
– Уверен? – с еле заметной насмешкой глянул на меня Николай. – Вспомни последние пять дней.
Тут уже я не нашел, чем ему возразить. И послушно поплелся на кухню.
На столе красовался натюрморт в эдаком постмодернистском голландском стиле. Треть стола занимала гитара Николая. Рядом с ней притулилась высокая бутылка коньяка «Закарпатский», бросающая янтарные зайчики на порезанный хлеб, ломтики сала и колбасы. Почти на краешке расположилось продолговатое блюдо с нарезанным лимоном и, как ни странно, белым крепким луком. Солнце закатными лучами подсвечивало все это великолепие – тучи почти разошлись, темной полосой закрывая горизонт.
– Лук и лимон?
– А что так удивляешься? – усмехнулся Вадим. – Лук на войне называли офицерским лимоном – витамины-то нужны, а служба снабжения цитрусовые всегда себе тырила.
– Да, – подтвердил Николай. – До сих пор люблю луком похрустеть. Привычка.
– А где сестры?
– За Игорем присматривают, – нахмурился Деменко. – Плохо он дышит. Как бы отека легких не было.
– Ну, если дышит, значит, еще нет.
– Вот именно что еще… Эх… Коля, наливай.
Коньяк забулькал, наполняя крупные рюмки.
– За живых! – отозвался Николай.
Выпили.
Волшебный напиток теплой волной прокатился по пищеводу. Лимон ущипнул рецепторы нёба кислотой. И сразу же навалилась приятная слабость. Начало чуть отпускать – пофиг, что где-то там легкий ветерок катит смертоносные зеленоватые волны. Неважно, что за окном затих город мертвых. Не хотелось думать, сколько людей осталось на тротуарах, в офисах, на первых этажах жилых домов. Кому-то потом придется убирать трупы. Живым.
Но это потом.
Николай плеснул щедро по второму кругу.
На мгновение замерли.
Следующий тост вырвался у меня как будто без участия сознания, сам собой:
– За наших женщин!
– Да, – отозвался Коля, остро и понимающе глянув на меня. – Пусть они проживут счастливо… и долго.
На этот раз не стали торопиться и разливать по третьей. Вгрызлись в бутерброды. С удивлением я понял, что зверски голоден. Казалось бы, не в эту минуту думать о том, как набить желудок. Но организм хотел жить, требовал энергии и питательных веществ. И ему все равно, насколько близка смерть. Наверное, так и бывает – когда рядом старуха с косой, жизнь ощущается более ярко.
– Хорошо, – выдохнул Деменко, проведя ладонью по гладко выбритому затылку. – Давно так не сидели.
– Почти как на войне, – улыбнулся Николай. – Только дизель не урчит рядом, да вдалеке перестрелки не слышно.
– Скучаешь?
– Там все проще. – Инструктор потянулся к бутылке и налил рюмки до краев, точно и надежно – еще чуть-чуть, и желтоватые капли потекли бы на клеенку.
– Третья, – тихо сказал Николай.
Вадим встал. Удивленно поднялся и я – вроде ж за любовь третий тост пьют, вставать-то зачем.
– За тех, кто ушел, – так же тихо сказал Деменко.
Не чокаясь, они оба выпили. Их примеру последовал и я.
Минута тишины. Я не стал мешать разговорами – видимо, Николаю было кого вспомнить, помянуть. Да и Вадим сидел такой сосредоточенный, будто у него тоже свой мемориал.
Николай тяжело вздохнул и накапал еще по чуть-чуть в рюмки. Глянул исподлобья на меня, Вадима и неожиданно улыбнулся:
– Хорошо сидим!
Я отозвался с мрачной усмешкой:
– Пир во время чумы.
– И хорошо, – кивнул Вадим. – Если пируем, значит, еще подергаемся.
Инструктор ухватил гитару за гриф и протянул психиатру:
– Вад, сыграй что-нибудь, а? А то с этой тишиной, – он ткнул пальцем в сторону окна, – вообще тошно.
– Можно, – мягко и задумчиво пробормотал Деменко. – Даже есть под настроение…
И без паузы заиграл. Три стандартных дворовых аккорда неожиданно сменились септимой, затем повторились, но четвертым аккордом на репризе стал еще более вычурный. Странная мелодия, собравшая в себя капельку востока, туманный жесткий ритм питерских дворов и что-то совсем незнакомое.
И Вадим негромко запел:
Доктор Ватсон вернулся с афганской войны,
У него два раненья пониже спины,
Гиппократова клятва, ланцет и пинцет,
Он певец просвещенной страны.
Нынче вечером в опере Патти поет,
Доктор Ватсон у стойки имбирную пьет,
Доктор Ватсон вернулся с афганской войны,
У него ни детей, ни жены.
Вот уж и вправду пир во время чумы. Только и остается песни петь. Я встал из-за стола и выглянул во двор. Ветер катил призрачные желто-зеленые волны. Асфальт угадывался еле-еле. Хлорное облако, похоже, достигло пика концентрации. Надеюсь, пронесет. Знать бы еще, как там Машка. Посмотрел на телефон – вместо палочек сигнала чернели буквы «нет сети».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});