Судя по звукам скандала, веселая компания обосновалась в большой комнате, не обращая внимания на легкий, но вполне ощутимый запах хлора в воздухе. Я бы не смог так бодро орать – пусть концентрация на этом этаже и не сильно высокая, но все равно пользы мало.
Я кавалерийским наскоком ворвался в комнату и за секунду успел охватить взглядом живописную картину. Широкий диван, багровое постельное белье, темноволосая смуглая женщина, натянувшая на себя одеяло и вовсю матерящая мужчину в темно-синем костюме напротив. Рядом с женщиной, испуганно вжавшись спиной в стенку, расположился худощавый парень, моложе женщины минимум лет на десять. Классическая картина – муж внезапно вернулся из командировки. Точнее, внезапно вернулся с работы из-за хлорного выброса.
Женщина прервала тираду на полуслове, увидела меня – завизжала и швырнула ночник, стоявший рядом на тумбочке.
Увернуться я не успел.
– Ну что, сынок?
В комнате никого не было. Не считать же «кем-то» давно умершего отца. Обычно подсчет идет по живым душам.
Старший Корнилов уселся на краешек дивана, чуть примяв постельное белье цвета венозной крови. Такое ощущение, что краски в комнате сгустились, стали темнее, насыщеннее. Казалось, еще чуть-чуть, и ткань потечет густыми струйками, пятная пол жирными кровавыми кляксами.
– Сынок, что ж ты так, а? За два дня уже второй раз по морде от женщины получаешь. Не находишь ты с ними общего языка.
– Угу, – отозвался я, осматриваясь.
– Надумал что?
– О чем? – прохрипел я. Я четко осознавал, что нахожусь во сне, но горло драло, как в реальности.
– О Маше. Все прочее – мелочь. Поверь.
Я попробовал подняться. С лица посыпались пластиковые осколки защитных очков. Злополучный ночник валялся рядом. Отстегнул «намордник» – в воздухе не чувствовалось хлора, только чуть заметный запах нагретой сосны и сухих осыпавшихся иголок.
– А что это тебя заботит?
– А как иначе? – развел руками отец. – Если сынок сам разобраться не может в таких простых вещах.
– Ясно. Учить меня вздумал?
– Нет, – он улыбнулся. – Просто поговорить захотелось.
– Именно сейчас?
– Да. Держись Машки, Иван. Бабы, если любят, мужика хранят почище святой ладанки. Будешь с любящей женщиной рядом – не пропадешь.
– А если я не люблю?
– Ой ли? Что ж ты на нервах тогда весь?
– Ответственность.
– Ответственность, – эхом отозвался отец. – Мы отвечаем за тех, кто с нами. Ну, хоть этому ты научился, балбес. И то радует. Давай, просыпайся, сынок. Не время разлеживаться. Теперь это город мертвых. Не пополняй их число.
Фигура отца поблекла, сливаясь с тенями. Венозно-красное белье остро и противно завоняло кровью, растекаясь по дивану, по полу, подбираясь уродливой лужей к моим ногам.
– Отец! – крикнул я. – Подожди!
– Держись за Машку, сынок, – донесся голос отца. И затухающим шепотом, тише вздоха:
Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: – Повезло.
Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой, –
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
Константин Симонов. Я хмыкнул: раньше за отцом подобной сентиментальности не водилось. Или я не замечал. Неожиданно пол, напитавшийся кровью, стал безумно скользким. Я взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, но все равно нога поехала в сторону. Не устояв, я чувствительно приложился плечом о холодный бетон.
И очнулся.
Рядом со мной сидели Вадим и Николай – взмыленные, усталые, но довольные. За стеклянными дверями в комнате гомонили испуганные люди.
– Где мы?
– Наверху. У Арины, – пророкотал Николай. – Вадим мне уже рассказал о ваших подвигах. Молодцы. Везде приключения найдете.
– Рассказал? – я вопросительно глянул на Деменко.
– Про мародеров тоже, – кивнул Николай. – Одобряю. На войне мы их ставили к стенке на месте.
– Что с Игорем?
– Пришел в себя, – ответил Вадим. – Продышался. Говорить почти не может. Прогноз, как по мне, неблагоприятный, если в течение суток в больницу не доставим. Преднизолон в аптечке нашелся – в вену ввел, а больше ничего полезного нет.
– Ясно, – я обессиленно развалился на полу. – Как ты меня дотащил?
– Коля спустился за нами. Почувствовал, неладно что-то, слишком уж задержались. Тебе, кстати, повезло – пластик очков защитил глаза, хотя приложили ночником знатно. Что там случилось? Я вообще ничего не понял, когда из дверей вылетел весь этот цирк – полуголая баба, следом мужик в простыне, а за ними двоими гонится с галстуком набекрень какой-то чиновник. И все перепуганные до усрачки. Как меня увидели, баба чуть в обморок не упала. Если бы я их не остановил, они бы так табуном и рванули на улицу.
– Они… здесь? – раздельно спросил я.
– Нет, – мотнул головой психиатр. – Я этих шизоидов к соседям отправил. У меня тут своих психов хватает.
Николай хмыкнул.
Вадим махнул рукой:
– Да я не про тебя. Ты здесь один из самых нормальных. За последние десять минут, пока Иван валялся, уже две женские истерики.
Склонился надо мной:
– А теперь посмотрим, что с тобой, коллега. Голова не кружится, не тошнит, сухости во рту нет?
– Да в норме я, – отмахнулся я, потирая скулу.
– А ну-ка скажи гидразинокарбонилметилбромфенилдигидробенздиазепин?
– Иди в задницу. Гидазепам.
– Теперь вижу, что в норме, – тут Вадим замолчал, внимательно присмотрелся ко мне, а затем начал ржать.
– Ты чего? Закиси азота перенюхал?
– Ты… пойди… в зеркало на себя взгляни… – всхлипывая, ответил Деменко. И сполз по стене от хохота.
Тяжело встав на ноги – немного качало, то ли от внезапно прилетевшего ночника, то ли хлора успел вдохнуть, – я поплелся в ванную. И первое, что увидел в зеркале, – еще один наливающийся мощью и синью фингал, но уже под правым глазом. Н-да. Заведующий отделением. А вид как у привокзального бомжа после передела территории с соседями.
Второй «фонарь» за три дня – и тоже от женщины. Тут уж впору задуматься об особой иронии мироздания. Хорошо хоть третьего глаза нет, а то, блин, надоело получать по морде.
Включать воду не стал – фиг его знает, вдруг хлор уже попал в систему водоснабжения. Я не помнил с лекций ГО, может ли такое случиться, но рисковать не хотелось.
На автомате вытащил телефон и набрал Машу. Сразу же звонок сменился короткими гудками. Еще одна попытка – и женский голос сообщил, что сеть перегружена. Этого стоило ожидать – большая часть города, точнее, те, кто остался в живых и не лежит без сознания, пытаются дозвониться до знакомых, родных, коллег. Всем страшно – а когда человеку страшно, он в первую очередь хочется почувствовать, что не один.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});