Почивший Теодор Радерфорд был похоронен на семейном кладбище, располагавшемся на некотором расстоянии от главного здания, рядом со своими родителями, бывшими графом и графиней Уиндмир. Церемония прошла торжественно и собрала немало народу, включая представителей высшего света, местное дворянство и простых людей, работавших на земле Радерфордов.
После похорон все, кто приехал проводить графа в последний путь, собрались в гостиной, чтобы перекусить и обсудить случившееся, а Джеймс препроводил свою мать на оглашение завещания.
Когда поверенный, мистер Кларенс Генри, вошел в библиотеку, он дышал так, словно только что пробежал длинную дистанцию. В руках он держал портфель, довольно объемистый, но определенно не такой тяжелый, чтобы объяснить усилие, которое ему понадобилось, чтобы водрузить его на стол.
Графиня Уиндмир расположилась с царственным видом в кресле с высокой спинкой. К облегчению Джеймса, она оделась в черное, как и полагалось вдове. Он опустился в соседнее кресло, а заплаканная миссис Толбот, прослужившая у них экономкой больше двадцати лет, и Ривс, хранивший стоическое спокойствие, уселись на кушетку поблизости.
Мистер Генри, плотный коротышка, занял место за массивным письменным столом в кресле таких размеров, что казался карликом, сидя в нем. Все терпеливо ждали, пока он просматривал стопку бумаг.
Наконец он поднял голову, обведя взглядом собравшихся, и прочистил горло. Когда он начал говорить, Джеймс почувствовал, что его внимание рассеивается. Он слышал монотонный голос поверенного, зачитывающий ту часть завещания, которая касалась миссис Толбот и Ривса. Обоим назначалась пенсия в пятьсот фунтов в год за их многолетнюю верную службу. Оба ахнули, и Джеймс заметил слезы, выступившие на глазах экономки, а затем, поразительно, на глазах Ривса. Впрочем, пятьсот фунтов были и в самом деле щедрым даром.
Как наследник, он не обнаружил в завещании никаких сюрпризов. Кристофер, который прибыл домой из Итона накануне вечером, был подавлен и отдыхал в своей комнате. Отец оставил ему солидное содержание в двадцать пять тысяч фунтов в год, которое должно было оставаться в имении, пока он не достигнет двадцати одного года. После чего он получил бы кругленькую сумму единовременно и такое же содержание в дальнейшем.
Что касалось графини, то его отец проявил редкую щедрость. Он завещал ей поместье в Дербишире и тридцать пять тысяч фунтов ежегодно до конца жизни. Взглянув на мать, Джеймс не обнаружил никакой реакции на подобное великодушие. После всех мучений, которым она подвергла его отца из-за своей холодности и черствости, она могла бы выказать хоть немного благодарности. Он знал мужчин, более богатых, чем его отец, которые оставляли своим женам намного меньше. Раздосадованный, Джеймс отвернулся от матери.
— Миссис Толбот и мистер Ривс, полагаю, это все. Остальное касается исключительно членов семьи, — произнес мистер Генри, глядя на них поверх своих очков.
Дворецкий и экономка встали. Ривс почтительно поклонился, экономка присела, прижимая к пышной груди носовой платок, и они тихо вышли.
Подождав, пока за ними закроется дверь, мистер Генри продолжил. Последняя часть завещания оказалась настолько неожиданной, что полностью завладела вниманием Джеймса.
— «Что касается двух моих дочерей, Кэтрин и Шарлотты, я завещаю каждой из них по одной тысяче фунтов в год до конца их жизней. Мой сын, Джеймс Радерфорд, будет управлять этими средствами, пока они не достигнут двадцати пяти лет. Если они выйдут замуж раньше этого времени, им будет выплачена сумма в десять тысяч фунтов в качестве приданого…»
На этом месте мозг Джеймса перестал работать. Он смутно слышал об оплате за школу и других платежах, но это не доходило до его сознания. Резко повернувшись, он уставился на мать. Она ответила ему бесстрастным взглядом, но руки, крепко стиснутые на коленях, выдавали ее чувства. Его взгляд метнулся назад, к поверенному, который перестал говорить, с беспокойством глядя на него.
— Дочери? У моего отца есть дочери?
Мистер Генри помолчал, уставившись в стол, затем медленно кивнул.
— Я говорил вашему отцу, — сказал он, вздохнув, — что нужно предупредить вас об этом факте, на тот случай если вам придется управлять их средствами.
Джеймс тряхнул головой. Все это не имело смысла.
— Сколько им лет?
— Пятнадцать.
— Обеим? — уточнил он, не уверенный, что правильно расслышал.
— Они близнецы.
Джеймс обмяк на своем сиденье. У него есть сестры-близнецы примерно одного возраста с Кристофером. Что означает…
Он резко повернулся к матери.
— Ты знала, — произнес он утвердительным тоном. Должна была знать. Она не казалась шокированной услышанным, и это многое объясняло.
Она разжала сцепленные руки, устремив на него взгляд, лишенный всяких эмоций.
— Да, знала. Когда я была беременна Кристофером, твой отец завел себе потаскушку в доме лорда Таунсенда.
Мистер Генри возмущенно кашлянул.
— Она была дочерью лорда Таунсенда.
— Вы хотите сказать, незаконнорожденной дочерью, — уточнила мать ядовитым тоном.
Брови Джеймса взлетели.
— Мне трудно поверить, что мой отец соблазнил дочь графа, законнорожденную или нет.
— Никто не знал, что она его дочь, — возразила мать. — Она была не более чем служанкой в его доме.
Джеймс бросил взгляд на мистера Генри, и тот кивнул, подтверждая слова матери.
— Их мать умерла тринадцать лет назад от чахотки, и, как я сказал, они живут в пансионе для девочек с пятилетнего возраста. Ваш отец всегда оплачивал их содержание, поскольку лорд Таунсенд выгнал дочь, когда обнаружил, что она в положении. Ваш отец был исключительно щедрым человеком, — восхищенно произнес лорд Генри с улыбкой, преобразившей его заурядные черты.
— Твой отец был волокитой наихудшего сорта. Он навлек на меня позор с первого дня нашего брака, — резко возразила графиня, не скрывая горечи.
Не желая обсуждать отца в присутствии семейного поверенного, Джеймс поднялся на нетвердые ноги.
— Если это все, мистер Генри, полагаю, мы можем закончить.
Тот помедлил, переводя взгляд с матери на сына, затем начал собирать бумаги и засовывать в портфель.
— Я оставлю вам копию завещания. Там указаны все сведения, касающиеся ваших сестер. Если вам понадобится моя помощь, я к вашим услугам.
Джеймс проводил поверенного к двери библиотеки и обменялся с ним рукопожатиями.
— Спасибо, я буду иметь это в виду.
Мистер Генри попрощался и вышел.
Джеймс не стал возвращаться на свое место. Прислонившись к краю письменного стола, он смотрел на мать и видел, как на ее глаза, несмотря на все ее высокомерие, навернулись слезы. В это мгновение его сердце смягчилось.