Чего только не попадалось нам на глаза. И эльфийская растительная косметика, и драгоценные украшения, созданные гномами; и стальное оружие, сделанное дроу. Ароматные специи, разноцветные ткани, странные овощи и фрукты. Мне нравилось просто бродить среди пестрых рядов и разглядывать безделушки, которые, в принципе, мне были не нужны, но кое‑что все же привлекло мое внимание.
И не только мое. Под навесом с игрушками мы с Кирюшей остановились очень надолго. Увидев деревянные кубики и фигурки, я почему‑то вспомнила шутку про прибитую к полу гвоздями машинку. Дракошке такое не грозило: его дядя мог скупить товары со всей ярмарки, что и продемонстрировал, когда Арскиль закапризничал, но я не дала.
Потому что все, что нужно детям, – это внимание.
– Полетели‑полетели‑полетели! – смеялась я, крепко удерживая дракошку за переднюю лапу.
За вторую лапу его держал Рейтар, что позволяло нам обоим одновременно приподнимать мальчишку над землей по мере движения через ряды. О своих капризах он тут же забыл. Зато вспомнила я, уловив невероятно, до безумия знакомый аромат.
Шумно втянув носом воздух, я остановилась. Взгляд тут же нашел передвижной лоток со сладостями. Тележка мирно курсировала по площади, останавливаясь там, где ее настигали желающие чем‑нибудь полакомиться.
– Это чем таким сладким пахнет? – уточнила я, активно принюхиваясь.
Кирюша смотрел на меня с непониманием. Ему хотелось еще полетать, на что он беззастенчиво намекал, настойчиво царапая когтями мою ладонь.
– Сладкая паутинка из карамели. В детстве мы с братом были готовы душу за нее продать. Хочешь?
Хотела. И не только паутинку, которая была чертовски похожа на сладкую вату. За торговыми рядами обнаружилась небольшая площадь, где стайкой под присмотром взрослых бегали дети. И вот, возможно, для взрослых драконов развлекаться и получать удовольствие от жизни было странным, но лично я не видела в этом ничего плохого.
– Да идем же! – упиралась я, затаскивая Рейтара на карусель.
Аттракционы здесь были самые примитивные: цепочки, скользящие прямо в воздухе; карусель с разноцветными живыми птицами, которых полагалось седлать, и катание на крупных лошадях, но именно они позволили мне вспомнить о том, что я все еще жива, что я все еще способна на радость, а значит, на борьбу.
– Ты удивительная, когда смеешься, – вдруг сделал мужчина мне комплимент.
Услышать от него нечто подобное было приятно и неожиданно. И не потому, что это казалось странным, учитывая то, с какой силой он вцепился в бедную темно‑синюю птичку, так похожую на страуса, а потому, что смотрел он на меня при этом без страсти, без желания, которое, по обыкновению, проскальзывало в его глазах вместе с оранжевыми огненными вспышками.
Нет, пламя, теплое пламя в его глазах появилось, изменив цвет радужек, на мгновение заставив зрачки вытянуться в тонкие вертикальные линии, но эмоции…
Неожиданно смутившись под этим взглядом, я опустила глаза и не обнаружила на желтой птичке перед собой Кирюшу. За секунды, пока я искала его визуально, все больше впадая в панику, мне что только в голову не приходило, но малыш нашелся быстро. Забравшись на другую птицу, он намеревался вырвать черное перо из ее хвоста.
– Кирюша, нельзя! – воскликнула я, но поздно.
Малыш уже выдрал перо, чем изрядно удивил пернатую. Но это сначала она удивилась, а вот потом разозлилась.
– Бежим! – предложила я, хватая дракошку на руки.
Но хватать пришлось не только Арскиля, но и застопорившегося Рейтара. Он до последнего не верил, что кто‑то способен напасть на него прямо посреди белого дня. Недооценил он злопамятность птички, а я вот сразу поняла, что гнать нас будут прямо до канадской границы.
Птичка‑то оказалась не закреплена! Ее даже магией к карусели не привязали!
– Все, все, все, – поймал мужчина меня в свои объятия, когда мы оказались в конце широкой улицы.
Лично я дышала как загнанный зверь, в то время как мужская часть нашего забега даже не запыхалась. Кирюша любовался черным пером, пока я пыталась не выплюнуть собственные легкие.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Ну, знаете ли, – возмутилась я, опершись ладонью о ближайшее здание. – По‑моему, я уже нагулялась.
– Правда? – Забрав у меня дракошку, Рейтар усадил малыша себе на шею. – У нас еще есть время на исполнение твоего последнего желания.
– Звучит как приговор.
– Ничего такого. Просто хочу сделать тебе приятно, – улыбнулся он, прислонившись к зданию спиной. – Так что? Есть еще что‑то, чего тебе хочется прямо сейчас?
– Я хочу загадать желание.
– Именно об этом я и говорю, – не поняли меня.
– Нет, я хочу загадать желание у того колодца, – пояснила я. – Бросим монетку?
Бронзовую монетку в чернильное горло местной байки я выбрасывала уже в сгущающихся сумерках. Никогда мне не верилось в сказки, в тайное волшебство, в судьбоносные знаки: я для этого была слишком большой реалисткой, но в этот вечер мне захотелось поверить во что‑то, в некую силу, способную повлиять на мое будущее.
Бросая монетку, пытаясь услышать звук ее столкновения с невидимым дном, я просила только одного – спокойной жизни.
Спокойной жизни не для себя, а для тех двоих, что стояли рядом со мной, с любопытством заглядывая в бездонный колодец. Кое‑кто в него даже нос свой попытался засунуть.
Но лучше бы просила и для себя тоже.
Потому что этим вечером, как и во все последующие дни, покой мне только снился.
Глава 8: Семь я, или отрезать лишнее – не вариант
Обратно во дворец мы попали прямо перед ужином. У меня оставалось менее часа, чтобы привести себя в порядок и побыть наедине с собой, но первые пятнадцать минут я потратила на тишину. Просто плавала в неглубоком бассейне, вспоминая поцелуй, который случился в карете.
Экипаж уже пересек ворота, когда я поняла, что мы вот‑вот расстанемся и мне придется ворваться в мир пестрых юбок и лживых взглядов. Кирюша мирно дремал, свернувшись на скамейке в клубочек, словно котенок, а я смотрела сквозь неплотный тюль и думала о том, что этот день даже мог бы войти в список тех, которые стоит помнить.
Карета остановилась. Первой должна была выйти я: Рейтар вместе с дракошкой собирался попасть во дворец через другой вход, ведь чары иллюзии уже спали, но, поднявшись на ноги, покинуть экипаж я не успела.
В застывшем полумраке меня неожиданно взяли за руку.
Повернув голову, я с непониманием взглянула на мужчину. Все то же непонимание наверняка отражалось на моем лице, пока мою кисть медленно приподнимали, чтобы коснуться губами тыльной стороны ладони.
Поцелуй внезапно обжег кожу. Горячее дыхание опалило, а наши взгляды скрестились, словно шпаги.
Всего лишь проявление вежливости, чертов этикет, но было в этом жесте что‑то чересчур интимное, что‑то личное. Что‑то, что заставило меня оставаться настороже даже спустя час, когда подошло время общего ужина.
На первый этаж мы, невесты, спускались все вместе под предводительством как всегда недовольной мейстерисы Ортлинай. На этот раз на меня тоже смотрели с любопытством и скрытой злостью, но поводом стало не помятое вчерашнее платье, а новый выглаженный наряд и мой цветущий вид.
Впрочем, новые платья, пошитые специально для этого ужина, были почти на всех девушках. Как оказалось, мою просьбу утром женщина очень даже услышала, но решила действовать наперекор.
Пригласив модистку, она вначале провела ее по другим невестам, посчитав, что если и делать подарки, то всем в равной степени, а уже потом перед самым ужином заглянула ко мне. Естественно, пошить наряды последним, у кого сняли мерки, швеи до вечера не успели, но первые девушки свои платья получили.
И вот вопрос: за что меня так ненавидеть? Не будь у нас с Рейтаром сегодня вылазки в город, и мне бы снова пришлось иди все в том же платье. Или не идти вообще, ведь после первого дурацкого конкурса наряд можно было только выбросить, что мейстериса, несомненно, видела сегодня своими глазами.