— Нет, — сказал Воронов и усмехнулся, представив себе огромный фургон рядом с крохотным «Жигуленком».
— Вот то-то! Была бы своя автомашина, с нами, шоферами, поближе бы познакомились. Честно говоря, автомобильной любительской шушеры столько развелось, что скоро профессионалам работать нельзя будет. Накупили колес, а сами малейшего представления, как надлежит на дороге стоять, не имели и иметь не будут. Это, знаете, как несовместимость групп крови — так и некоторые с шоферским делом несовместимы!
«Эге, — прикинул Алексей, — а парень не такой простоватый, как кажется на вид».
— Да что это вы, Виктор, на всех злы? Так уж вам окружающие мешают жить? Обижают?
— Обидишься тут... Порой как проклятый по двадцать часов в день баранку крутишь, стараешься план привезти, а приезжаешь, тебе вместо спасибо — актик! Видишь ли, товаров на полторы тысячи у тебя недостача! И хотя на заработки жаловаться не приходится, но кому охота своими рублями чужие грехи покрывать?
— Не совсем понимаю, — сказал Воронов, постукивая ножом для разрезки бумаги по столу — новая, невесть как появившаяся за лето привычка. — Почему именно вы должны платить такие большие деньги и куда на самом деле исчез товар?
— Вы хоть приблизительно представляете себе, как организованы дальние автоперевозки?
— Честно? Не очень...
— Так вот. Приблизительная схема — приезжаешь в нужный город, подаешь машину под погрузку, хозяин-отправитель товар наваливает, пломбу на дверцу вешает... Твое дело — пломбу целой принял и гони по адресу, — он вздохнул. — Вот тут-то и начинаются расхождения с приблизительной схемой. Ежели пломбы на месте не окажется, — а за дальнюю поездку всякое может случиться — и поесть надо, и поспать, — то вся недостача из твоего кармана. Как бы автоматически жуликом становишься! И попробуй докажи, что ты не рыжий!
— А если весь товар налицо?!
— Тогда никаких проблем нет, — неохотно пояснил Мишенев. Недовольство это Воронов отнес на свой счет — дескать, инспектор, а разумения не больше, чем у начинающего слесаря.
— За последнее время в Дальтрансе что-то слишком часто стал виноват наш брат шофер...
И Мишенев принялся вновь толковать и подробно рассказывать, как организованы перевозки, и как они, шоферы, работают, не покладая рук, и как дирекция зажимает премиальные... И многое другое. Из рассказанного, однако, вытекало, что нечистая сила существует: именно она срывает пломбы, крадет товар и заставляет кристально честных шоферов расплачиваться за несовершенные преступления.
Воронов сделал несколько записей по ходу рассказа, но, как ни странно, чем больше Мишенев говорил, тем неопределеннее мнение складывалось у Алексея о посетителе.
2
Проводив Мишенева, Алексей налил себе стакан газированной воды. Задумавшись о том, что бы мог означать приход шофера, он неосторожно нажал на спуск сифона, и перегретая газировка ударила из стакана. Это как бы вернуло его к задаче насущной — как поступать дальше?
«Формально я должен писать рапорт. И уж Стуков потешится от души, если все изложенное тут Мишеневым, окажется липой чистой воды. Наверно, правильнее все-таки проверить сначала, что к чему. Хуже другое: я так и не понял, зачем приходил Мишенев и что это в действительности за личность? Пожалуй, с этого и надо начинать».
Воронов встал, прошелся по кабинету и вышел в коридор. Он невольно взглянул в сторону двери, за которой работал Стуков, хотя знал, что тот в отпуске и будет лишь через неделю.
— Галочка, шеф у себя? — спросил он секретаршу в приемной.
— Нет. На совещании в министерстве. Иван Петрович у себя.
Идти к заместителю начальника отдела Кириченко Алексею страсть как не хотелось, но тот внезапно сам вышел из кабинета и, увидев Воронова, спросил:
— Ко мне?
Алексею ничего не оставалось, как ответить:
— На две минуты, товарищ подполковник, если можно. Посоветоваться.
Когда Алексей вошел следом за Кириченко в кабинет, тот уже сидел в своем кресле, будто его туда занесло от двери каким-то неведомым попутным ветром.
Воронов, присев к столу, сжато, по-деловому, как любил Кириченко, передал суть беседы с Мишеневым.
Лицо Ивана Петровича осталось совершенно бесстрастным. Дослушав Воронова, он молча протянул руку к тумбочке стола и положил перед Вороновым папку, на которой стоял номер 0613.
— Это называется — на ловца и зверь бежит. Вам разбираться... — Кириченко кивнул на папку. — Здесь кое-какие документы к делу о хищениях в системе Дальтранса. Ваш Мишенев — так, кажется, его фамилия? — в этом произведении едва ли не главное действующее лицо.
— Тем более визит кажется странным, зачем ему надо было являться ко мне? Он не мог знать о решении передать дело мне. И вряд ли Мишенев вообще знал о существовании этой папки.
— О последнем он как раз мог догадываться. А что к вам она попадет, это точно, не знал. Мы с Виктором Ивановичем лишь сегодня вечером собирались решить вопрос, кому поручить Дальтранс.
— Видите... А чтобы главный герой к нам являлся сам, упреждая события, таких случаев я что-то не припоминаю, — чистосердечно признался Воронов, скорее рассуждая вслух сам с собой, чем обращаясь к Кириченко. И сейчас же был наказан за неуместную откровенность. Кириченко оборвал довольно грубо:
— А вам еще и вспоминать нечего! С мое в органах послужите, поймете, что жизнь наша по кругу идет. Только аналогию в прошлом найди да с собственного следа не сбейся. К пенсии лишь осознаешь, что было все и всякое.
Воронов обидчиво поджал губы и решил от дальнейших рассуждений вслух воздержаться.
— Разрешите идти?
— Идите. И как следует встряхните этого Мишенева. Видно, тот еще гусь! Ну, впрочем, вы достаточно лихо делаете из псевдобелого черное... Так и надо. Не доверяйте душевным порывам людей, нечистых на руку...
И хотя это был явный намек на мамлеевское дело, Кириченко умудрился и его исказить и сделать такой странный вывод, который и в голову никогда не мог прийти Воронову.
Алексей ответил:
— Буду стараться.
Он встал и направился к двери. У самого порога его окликнул Кириченко.
— Кстати, Алексей Дмитриевич, а когда вы собираетесь в отпуск?
— За этот год или за прошлый?
— Вы разве не отдыхали в прошлом году?
— Нет. Только собрался — началось дело Мамлеева...
Воронов был доволен, что сумел отыграть хотя бы один шар, подставленный Кириченко в минуту откровенности. Иван Петрович очень любил проявлять душевную заботу о быте подчиненных, гордился тем, что умеет так составить график отпусков, что все сотрудники отдела остаются довольными. А тут конфуз — забыть про отпуск молодого инспектора.