Читать интересную книгу Новый Мир ( № 10 2008) - Новый Мир Новый Мир

Конечно же, Шилов выбрал для своего CD “авторского” Набокова. Две интерпретации чужого рядом — было бы слишком.

Но мы не о том. Мы о поэте, читающем поэта. На обороте большого винилового диска “Евгений Евтушенко читает Владимира Маяковского” (1978), помимо рассуждений о поэтическом веществе тетраптиха “Облако в штанах” (а Е. Е. декламирует именно эту поэму), поэт, читающий поэта, делает по-своему замечательное открытие. Его, как всегда, эмоциональное эссе называется “Воссоздание голоса”, и оговаривается он с первого же предложения:

“Пусть читателя не вводит в заблуждение это название. Я совсем не претендую на имитацию тембра и интонаций голоса Маяковского, — это невозможно, да и не нужно. Мне хотелось осуществить лишь скромную попытку воссоздания внутреннего голоса поэта (курсив мой. — П. К. ), его глубинных интонаций так, как я сам их чувствую и понимаю, хотя вариантов интерпретаций может и должно существовать великое множество. То, что осталось в весьма несовершенных записях от голоса Маяковского, меня не убеждает в том, что так он читал всегда…”

Оставим в стороне соображение о том, что интерпретаций “может и должно” существовать “великое множество”. “Может” — да, Маяковский был одним из самых исполняемых актерами и неактерами стихотворцев: от Качалова и Яхонтова до Кирсанова и Лили Брик. “Должно” ли — еще вопрос. Удивительно другое: с помощью кого Евтушенко пришел к стилистике своего чтения “Облака”: “…Читать „Облако” без выхода на крик, в чем-то близкий крику „Проведите, проведите меня к нему, я хочу видеть этого человека”, было, видимо, непредставимо, ибо вся поэма построена на неслышимом задыхании „Проведите, проведите меня к ней, я хочу видеть эту женщину…” Поэтому огромным подспорьем для чтения этой поэмы для меня были не записи самого Маяковского, не записи чтецов, а именно есенинское чтение. В нем я нашел ключ к „Облаку”, постаравшись соединить надрыв большой человеческой трагедии, вырывающейся в раненый крик, с могучестью ритмического начала”.

Вот о поисках этих самых ключей и пойдет дальше речь. Их всегда очень трудно описать (признания Евтушенко в этом смысле уникальны; он, кстати, успел зафиксировать в “виниле” фирмы “Мелодия” и свое чтение стихов Гумилева, но там была другая, менее неожиданная история).

Мне уже приходилось признаваться в своем спокойном отношении к феномену актерского чтения стихов, хотя вот минувшей весной, услышав по телевизору, как Алексей Баталов читает гениальное, на мой взгляд, стихотворение Михаила Исаковского “Враги сожгли родную хату”, я не мог сдержать слез. Текст “прошел”, что называется, прямо в душу.

Зафиксированных случаев искреннего одобрения автором актерской интерпретации своего текста довольно мало. Обычно — наоборот, вспомним хотя бы, как тот же Маяковский подтрунивал над Яхонтовым. И его подтрунивания не кажутся мне беспочвенными. Но, кстати, работа Владимира Яхонтова была в свое время высоко оценена Михаилом Зощенко, который отлично знал, что чтецы его рассказов не слышат их потаенной трагичности, не видят за ними страдающее лицо рассказчика, не чувствуют его лирики. “Я был (в силу особых свойств характера) замаскирован смехом, — писал Зощенко артисту. — Но Вам удалось, не повредив тканей рассказа, сохранить и смех, и другие чувства. Вы передаете мои чувства с огромной силой, и это поразительно, как Вам это удалось”.

Увы, записи чтения Яхонтовым рассказов Зощенко не сохранились.

И, перед тем как перейти к действующему герою, точнее — героине нашего обзора, я вспомню о том, что ясно очерченная попытка хоть как-то заговорить на эту странную тему — “поэт, читающий поэта” — предпринималась.

Таковыми были: виниловый диск “Венок Мандельштаму” и поствиниловая аудиокассета “Поэт читает поэта”2, где Блока читали Багрицкий, Антокольский и Солоухин, Маяковского — Евтушенко и Кирсанов, Цветаеву — Самойлов и Бродский. Стихи Семена Гудзенко, Есенина и Вознесенского — очень по-актерски — Владимир Высоцкий, а Мандельштама декламировали Белла Ахмадулина и Александр Кушнер. Вспоминается мне и “лекционная кассета-альманах” (был и соответствующий “винил”), посвященная Заболоцкому. Там читали Ярослав Смеляков, Александр Межиров и Станислав Куняев.

…Слушая в разные годы, как поэты читают своих “коллег по цеху” — и классиков и современников, — я все больше проникаюсь мыслью, что записи эти суть важные штрихи к их — читающих — психологическим портретам. Словами это объяснить трудно, но вот когда ведущая радио “Свобода” Марина Тимашева публично радуется-удивляется тому, как по-разному Дмитрий Быков и Александр Кушнер читают одно и то же стихотворение Андрея Вознесенского (программа “К юбилею Андрея Вознесенского” от 6 мая 2008), я в свою очередь удивляюсь тоже. А как может быть иначе? В их таком разном чтении — и штрихи к их автопортретам, и ключи к их эстетическим предпочтениям, и даже — личное отношение к поэзии Вознесенского. От души советую вам скачать эту передачу из интернет-архива “Свободы”, вас ждут интересные наблюдения3.

Года полтора тому назад в центральных книжных магазинах стали появляться стильно оформленные компакт-диски из (условно говоря) серии “Читает Вера Павлова”: “Осип Мандельштам”, “Анна Ахматова”, “Марина Цветева”, “Борис Пастернак” (два последних вышли сосем недавно).

Дизайнеры упаковали диски в удобные картонные “раскладушки”, ласкающие ладонь; обнаженные осенние деревца на обложках напоминают японскую графику; в каждую пластинку вложен красивый картонный листок, на котором Вера Павлова записала своим неповторимым ученическим почерком текст одного из читаемых стихотворений. На лицевой обложке компактов, чуть ниже имени декламатора и более мелким кеглем, красуется сообщение: “комментарий такого-то”. Стало быть, к “Мандельштаму” — Петра Вайля, к “Ахматовой” — Инны Лиснянской, к “Цветаевой” — Дмитрия Воденникова, а к “Пастернаку” — Елены Фанайловой.

Эти комментарии, представляющие из себя в меру литературоведческо-образовательские, а главным образом — опять же очень личные читательские впечатления, записаны в звуке и идут последним треком на диске. Добавлю, что на компактах присутствует и музыкальное оформление. Правда, используется оно в начале и в конце всей композиции (а звучит каждый диск не менее часа времени) и только на трех-четырех стихотворениях.

Загрузив эти диски в свой mp3-плеер, я в течение нескольких дней слушал, как Вера Павлова читает мне моих любимых поэтов. Часто — волновался, иногда — удивлялся, иногда (редко!) — внутренне протестовал. Слушал с большим интересом и не потерял его до конца прослушивания последнего по времени выхода диска.

И в конце концов, кажется, догадался, зачем Вера Анатольевна последнее время занимается этим странным делом. Но чтобы проверить свои ощущения, попросил ее о небольшом интервью, каковое и состоялось. Ниже — его почти дословная расшифровка.

— Какой была ваша реакция на приглашение записать такое чтение?

— Ужас кромешный.

— А вы спросили себя: а мне-то это зачем?

— Нет, я спросила себя: почему — я? “Вы хорошо читаете, — сказали мне. — Актеры читают ужасно, совершенно невозможно слушать актерское чтение, а слушать стихи хочется, и хочется иметь возможность с голоса запоминать их наизусть”. Один из организаторов проекта сказал мне, что, мол, “я с самого детства слушал радио и много запомнил наизусть. Теперь я тоже хочу слушать по несколько раз и запоминать наизусть, и для этого мне нужны компакт-диски, которые вы и запишете”.

Я долго колебалась, мне было страшно, казалось, что здесь есть какое-то превышение полномочий, меня начал терзать жуткий пиетет к этим авторам.

— Вы начали работать и на сегодня записали уже семь дисков, включая стихи Блока, Кузмина и Есенина. Не было ли случая, когда оказывалось, что вы читаете “не своего” поэта, не обнаруживалось ли подобного именно во время чтения?

— Из всех семерых совершенно не моим поэтом оказался только один… Совершенно не моим, я еле наскребла тридцать четыре стихотворения вместо сорока положенных. Это… (понижает голос, дальше говорит с притворным ужасом) Александр Блок. Абсолютно, абсолютно. Вот этот миф, который разрушился и не заменился другим. Вообще он рухнул для меня полностью. Поэта Блока — нет. Я… я… так расстроилась.