из них был тот, который его спас, другой, не говоря ни слова, сразу послал Петухова в глубокий нокаут. Только после этого Мокроусов злобно выругался и пообещал:
- Ну, пидор, держись! Я тебе такие брюлики с баксами покажу, ты у меня сегодня же заграницу увидишь!
- Отстань от него, - вступился за Петухова Ломов. - Все в машину, едем за деньгами.
- А где этот козел поедет? - с брезгливой миной разглядывая поверженного Петухова, спросил Мокроусов. - Он же грязный как черт. Всю машину испоганит, а нам на ней ещё домой возвращаться.
Удар был настолько профессиональным и сильным, что Петухов потерял сознание. Очнулся он только через несколько минут. Его бесцеремонно ворочали словно бревно, сдирали с него мокрую одежду и между делом приводили в чувство ударами по печени и почкам. Затем на Петухова надели наручники и рывком поставили на ноги. Ломов в это время выезжал из кустов на проселок и не смотрел в их сторону.
Избитого Петухова запихнули на заднее сиденье, рядом с ним сел Синеев, и машина тронулась. Напуганный и обескураженный, Петухов обеими руками прикрывал разбитое лицо и машинально пытался отодвинуться от своего соседа-спасителя. На нем остались лишь трусы и майка, но и те Синеев скоро разодрал в клочья. Когда Петухов приваливался к дверце, он ударял его кулаком в плечо или в ухо, а затем подтаскивал к себе.
- Мы что, в Питер? - наконец поинтересовался Мокроусов.
- В Питер, в Питер, - успокоил его Ломов. - Сейчас только за деньгами заедем.
- А брюлики? - Мокроусов повернулся назад и посмотрел на неудачливого грабителя. Тот выглядел настолько жалко, что бывший милиционер покачал головой и символически сплюнул. - Паразит!
- А потом за брюликами. Если повезет, сегодня и закончим, - ответил Ломов и обратился к пленнику: - Ты смотри, чтобы мы не проскочили. Далеко еще?
- Я скажу, - всматриваясь в дорогу, едва выговорил Петухов. Сейчас он чувствовал себя не просто плохо, он был на грани истерики. Только в машине Петухов сообразил, что поступил чересчур легкомысленно, когда выдал Ломову всех, к кому мог обратиться Антон. Теперь же он остался без единого козыря в кармане, у него не было возможности торговаться, и после того, как они получат деньги, он перестанет быть нужным. "Они все сделают без меня, холодея от страха, думал Петухов. - Они меня убьют. Я труп."
- А почему ты не перешел на другую сторону шоссе? - неожиданно задал Ломов вопрос, который, похоже, мучил его все это время. Он не верил, что можно быть таким идиотом, и надеялся получить мало-мальски понятное ему объяснение, но Петухов, не задумываясь, проговорил:
- Я в лесу не умею ориентироваться.
Его ответ привел в изумление не только Ломова, но и засыпающих помощников. Они удивленно посмотрели на Петухова, Мокроусов покрутил пальцем у виска и, зевая, сказал:
- Я же говорил, натуральный придурок. Таких ловить, одно расстройство. У самой границы, с такими бабками и не уйти - говно моей собаки.
- Вроде здесь, - Петухов вытянул вперед обе руки, и Ломов резко затормозил у едва заметного съезда на проселочную дорогу.
Полянку, на которой почивал Антон Скоробогатов, нашли быстро. Сверток с недоеденным шашлыком и запечатанная бутылка пива лежали там, где Петухов их положил. Он вспомнил, как всего лишь сутки назад они с таким аппетитом завтракали и невольно проглотил густую, пополам с кровью, слюну.
- О, пивко, - устало выбираясь из машины, проговорил Мокроусов. - Не отравленное? - Он поднял бутылку и посмотрел её на свет, как-будто таким образом можно было определить химический состав напитка.
- Нет, нет, - поспешил заверить его Петухов. - Оно же закрыто. Я его только вчера утром покупал.
- Выходи, показывай, где тут собака зарыта, - зевая, пошутил Ломов. Сань, а ты достань "дипломат", он в багажнике.
Петухов вел Ломова и Мокроусова к кривой березе с двумя огромными трутовиками и на ходу лихорадочно соображал: "Убьют здесь. Узнают, где деньги и пристрелят. Надо бежать."
- Я найду вам Скоробогатова! - вдруг в отчаянии заговорил он. - Я знаю, где он прячется. Честное слово, знаю. Он хитрый, он сам не пойдет. Я же его давно знаю. Если что, он зароется...
- Чего это ты так распетушился? - удивился Мокроусов. - Что, мало получил что ли?
- Ну вы же меня сейчас замочите здесь! - закричал Петухов. - Я же вам ничего не сделал! Отпустите меня! Пожалуйста! Очень вас прошу!
- Ну ты место-то покажи, - спокойно проговорил Ломов и махнул "дипломатом": - Где? Там или там?.
- Дай, я ему в харю дам, - разозлился Мокроусов, но Ломов вытянул руку и преградил ему путь.
- Покажу, покажу! - с ужасом на лице продолжал кричать Петухов. Затем он вдруг перешел на громкий шепот, но заговорил так же страстно: - Вы оставайтесь здесь, я воткну палку там, где деньги, и уйду. Все по-честному, мне не нужно ничего. Я так дойду...
Петухов плохо соображал, когда говорил, предлагая обменять жизнь на деньги. Поэтому он машинально показал скованными руками туда, где они были зарыты. В запале он даже не заметил, как это произошло, но Мокроусов ничего не заметил, а Ломов не подал вида. Засунув руки в карманы, он стоял перед голым, трясущимся Петуховым, смотрел в землю и болезненно морщился. Мольба о пощаде была самым неприятным моментом в его работе, поэтому он всегда оставлял жертве надежду на спасение, но делал это так, чтобы не врать. Искусство ничего не обещать и в то же время до конца держать приговоренного в неведении было доведено у него до совершенства. Эта своебразная честность являлась предметом гордости Ломова, и за всю практику он ни разу не изменил своему оригинальному кредо. Сейчас же Петухов вынуждал его либо пожертвовать принципом, либо сказать все как есть. Но Ломов не был уверен, что правильно понял нечаянный жест Петухова, и деньги могли оказаться в другом месте. В этом случае, если бы они не стали скрывать от него правду, им пришлось бы долго выколачивать из пленника, где зарыты восемьсот тысяч долларов. При этом не было никакой гарантии, что в таком состоянии Петухов что-либо скажет.
- Детский