и задумчиво проговорил:
- Он нам очень нужен. Только этот засранец знает, где Скоробогатов. Если мы его упустим, вся работа насмарку.
- Да, да, - заискивающе соглашался Мокроусов, который прекрасно помнил, кому принадлежала идея идти не опушкой, а через поле.
- Не шестери, Серега, - спокойно оборвал Ломов. - Зараза, он все-таки вышел не там, где мальчишки.
- Наверное, к дороге ломанулся, - на этот раз стараясь выглядеть раскованным и назависимым, предположил Мокроусов.
- Если бы. Как бы он в Святогорск не вернулся. Город - не лес, там можно прятаться до второго пришествия. Найдет бабу с квартирой, отсидится пару недель и в Финляндию. Документы у него есть. А у нас людей на все дороги не хватит. Ну, Петухов, ну, падла.
- Попадется мне этот петушок, - проворчал Мокроусов, а Ломов насмешливо посмотрел на него и сказал:
- Тебе не попадется.
До Синеева они добирались больше часа. По дороге к шоссе им встретился человек из оцепления. Он что-то тихо бормотал в рацию, и Ломов неожиданно грубо спросил у него:
- А чего ты так вырядился? Ты бы ещё белый смокинг и бабочку нацепил.
- Нам сказали, выглядеть прилично, - вскинувшись, обиженно ответил белорубашечник. - Чтобы не привлекать внимания.
- Одни придурки ловят других придурков. Нет, с этими мы его не возьмем, - досадливо сказал Ломов, когда они отошли подальше. - Чувствую, уйдут брюлики. Уже через пару дней искать будет бесполезно. Какой через пару дней? Скорее всего сейчас можно спокойно возвращаться домой. Ну поймаем мы этого Петухова, узнаем, что его дружбан три часа назад погрузился в Мурманске в самолет... Уплыли камешки!
О бриллиантах Ломов говорил с таким энтузиазмом, что у Мокроусова невольно возникло подозрение: "А не собирался ли Лом сам уйти с ними? Уж больно сильно горюет."
По распоряжению Ломова все оцепление было брошено на шоссе. Белорубашечникам было рекомендовано не светиться на дороге и в то же время предельно внимательно наблюдать за всеми проходящими машинами. Но людей было слишком мало, и к концу дня Ломов почти потерял интерес к "охоте". Он понимал, что даже если Петухов все ещё отсиживается в лесу, после наступления темноты ему ничто не помешает перейти на другую сторону шоссе или добраться до Светогорска. Устроить же на дороге поголовную проверку автомобилей было невозможно. Единственная надежда была на то, что ночью в таком глухом месте никто не решится посадить в машину незнакомца из леса, а сам Петухов побоится в открытую долго стоять на дороге.
С наступлением темноты Ломов будто обрел второе дыхание. Всю ночь он ходил вдоль шоссе, проверял посты и высвечивал мощным фонарем редкие проезжающие автомобили. Он включал его на долю секунды, и чтобы не ослеплять водителя, направлял луч ему за спину или влево от пассажира. Всю ночь он не давал покоя никому из оцепления постоянными телефонными звонками, ругался, когда кто-то отвечал не сразу, а часа в три сел в машину и на небольшой скорости несколько раз проехал охраняемый участок дороги. Во время одного из таких проездов ему сообщили по телефону, что недалеко от брошенной "ауди" и ямы с покойниками кто-то душераздирающе орал. В этот момент Ломов находился в противоположном конце. Он дал приказ двум боевикам из оцепления бежать к тому месту, где кричали, тут же развернулся и уже через несколько минут свернул на проселок. Пока ехал, Ломов перебирал в уме, что заставило Петухова так громко закричать. То, что это был он, у него не было сомнений - больше в этом лесу ночью просто никого не могло быть.
Вариантов у Ломова было всего два: наткнулся глазом на сучок, упал и сломал ногу или руку. И в том, и в другом случае поймать Петухова было значительно легче. Кроме того, Ломову стало ясно, что Петухов возвращался к своей машине, и если бы он предусмотрел такую возможность, они бы уже взяли его.
Одного из белорубашечников он встретил на повороте, и не включая света, проехал с ним до лужи - под горку машина сама шла по глубокой колее. Здесь они на всякий случай заглянули в петуховскую "ауди", а дальше пошли по лесу, прислушиваясь к каждому шороху. Треск сучьев и топот второго они услышали издалека, и когда тот вынырнул из-за деревьев на свет фонаря, Ломов, не таясь, рявкнул на него:
- Ты бы ещё с песнями бежал, идиот! Тебя же за километр слышно!
- Я торопился, - виновато ответил плотный как бочонок коротышка.
- Вашу мать, откуда вас только прислали? - не унимался Ломов. - Ты что, слонов что ли загоняешь? Он даже мертвый уполз бы!
Они втроем обшарили ближайшие кусты, наткнулись на яму, куда были свалены трупы буздыревских помощников, и Ломов понял, почему Петухов закричал - листья, которыми аккуратно присыпали тела, были сметены.
- Завалите их ветками, что ли, - поморщившись, сказал он. - Не дай бог, утром кто-нибудь из деревенских найдет. Не хватает нам ещё с ментами перестрелку затеять.
К рассвету Ломов почти со стопроцентной уверенностью мог сказать, что Петухов бродит где-то совсем рядом. Бессонная ночь не прошла для него даром, он выглядел усталым, но крепился, понимая, что настоящая охота только начинается. Именно это он и объяснил всем участвовавшим в оцеплении. Он рассказал, что Петухов остался без денег, что по неопытности он, скорее всего, будет прорываться домой, и самое главное сейчас - не дать ему перескочить на другую сторону шоссе в лес, по которому он спокойно может добраться и до Светогорска, и до Каменногорска. Сам же Ломов остался на проселочной дороге, недалеко от петуховской машины. Он надеялся, что хозяин "ауди" так и не добрался до нее, потому что на пути ему попалась яма с трупами. А значит, Петухов может попытать счастья ещё раз.
Бестолковость Петухова восхищала Ломова. Окажись он в его положении, здесь с ним ничего не смог бы сделать даже батальон хорошо обученных спецназовцев. Другими словами, за это время он добрался бы до Петербурга или Мурманска. Поэтому настроение у Ломова менялась по двадцать раз за час - то он верил в то, что Петухов попадется, то обзывал себя идиотом и в который раз мысленно объяснял воображаемому оппоненту, как просто выйти из оцепления.
Солнце поднималось все выше и