палатку, чтобы не подвергать оставшиеся в живых трубки опасности, и, встав сначала на колени, а затем постепенно распрямляясь, стал изнутри поднимать купол, как Атлант, удерживая весь свод палатки на собственных руках. Это было относительно несложно (я имею в виду настоящих Атлантов и ту непомерную ношу, которую им приходится держать). Купол быстро принял ожидаемую от него форму, но это было еще не все – оставался наружный чехол. Мы поменялись ролями: ломать было нечего, и я был допущен до тела, кроме того, экспедиционная этика заставляла нас с Уиллом уступить наиболее комфортное место (в данном случае внутри палатки) приглашенному на помощь Этьенну. Пока Этьенн исполнял роль заместителя Атланта, мы с Уиллом набросили на сварливую «Eurekа» верхний чехол и быстро-быстро, не давая ей опомниться, укрепили его четырьмя оттяжками. Вот тут-то в первый раз и сказалось отсутствие у нашей палатки снежных юбок. При всем нашем старании натянуть верхний чехол, максимально прижимая его к снежной поверхности, этого сделать не удалось, и ветер, свободно проникая в пространство между наружным и внутренним чехлами, приподнимал пол палатки, нарушая всякие представления о комфорте и надежности нашего вновь обретаемого дома. Пришлось придавить пузырящийся и хлопающий, как парус при внезапной смене ветра пол палатки нашими сумками. Наконец, спустя не менее 40 минут все было закончено, и я забрался внутрь запускать печку и обживать палатку, в то время как Уилл (редкий случай) занимался собаками.
Ужин тем не менее на правах хозяина готовил Уилл. После первого, на которое был приготовлен суп из мяса, привезенного Джоном из Фробишера и отчего-то сильно отдававшего рыбой, последовало сказочное по вкусноте второе. Причем приготовлено оно было из тех же самых продуктов, что использовали мы с Джефом: пеммикана, риса и сыра, но вкус и аромат были совершенно другими. Наверное, дело было в ином подходе к количественному составу тех же самых ингредиентов. Зная Уилла как явного сторонника жировой диеты, я предположил, что отношение сыр: пеммикан: рис в его блюде было по крайней мере 2: 1,5: 1, в то время как у Джефа – сторонника умеренно шоколадной диеты – оно было, по самым скромным подсчетам, 0,5: 1,0: 1,5 соответственно.
3 мая
На счастье не гадали,
Но и мостов не жгли,
Друг друга мы теряли,
Но, падая, вставали
И шли, и шли, и шли…
Погода в течение дня: ВЕТЕР! Метель. Температура минус 10 – минус 15 градусов. Видимость 40–50 метров, во второй половине дня ухудшение до 20–30 метров. Вечером прояснение, ветер 8–9 метров в секунду и резкое похолодание до минус 26.
Как и положено на новом месте, сон мой был крепким, но прерывистым. Я просыпался в 3, 4 и 5 часов, но, убедившись, что еще рано и ветер по-прежнему неистовствует, вновь погружался в спальник. Однако в 6 часов пришлось вылезать из него. Уилл безмятежно посапывал в глубинах своего мешка. Я разжег примус и вышел наружу, чтобы принять снежный душ, благо в ветровой тени палатки снег был пушистым и мягким, так что я с большим удовольствием повалялся в нем. Когда я заполз внутрь палатки, Уилл уже проснулся и, наполовину высунувшись из мешка, писал дневник. Делал он это быстро, причем левой рукой. Перед ним стояла его персональная огромная эмалированная кружка емкостью не менее литра. Кружка была предметом его особой гордости и прошла с ним уже несколько экспедиций. О ее славном экспедиционном прошлом говорили многочисленные сколы и шрамы на когда-то белой эмалированной поверхности, на которой синела казавшаяся вытатуированной какая-то пучеглазая рыба.
В отличие от Джефа, начинавшего свой день с утреннего чая и завтракавшего вместе со мной, Уилл предпочитал сначала писать дневник, на что у него уходило не менее 40–50 минут, и только потом завтракать. Мне как постоянному утреннему коку (мы договорились, что я буду все время отвечать за завтраки, а Уилл – за ужины) это было не совсем удобно, поскольку, пока он писал, овсяная каша, которую и горячей-то можно было есть, только обильно сдобрив ее маслом, сахаром и всякими пряностями, остывала и становилась, мягко говоря, не слишком вкусной. Уилл, казалось, не придавал этому особого значения, целиком поглощенный своим журналом, тем не менее, чтобы хоть как-то сохранить кашу теплой, я прятал кастрюлю под свой спальный мешок. Вообще – и это сразу бросилось мне в глаза – походный вариант американского образа жизни в трактовке Уилла резко отличался от чинно консервативных устоев нашей с Джефом жизни в соединенном королевстве. Демократичность как основная из рекламируемых и пропагандируемых отличительных особенностей американского образа жизни здесь – в походном ее варианте – также имела место быть. Это проявлялось прежде всего в том, что каждая вещь из обихода Уилла могла занимать в палатке любое понравившееся ей место, при этом вопрос о территориальной неприкосновенности сопредельного государства (то есть моих владений) не рассматривался вообще. Сразу же в первый вечер Уилл огласил два основных принципа, которыми он руководствовался, руководствуется и БУДЕТ (на этом слове он сделал ударение и посмотрел на меня со значением) руководствоваться в вопросах организации своего, а с сегодняшнего дня и нашего палаточного быта:
1. Все в палатке должно быть под рукой! Этот постулат легко допускал соседство носков, распечатанного пакета с сыром и банки, выполнявшей роль ночного писсуара, с чайником, что я и имел удовольствие – или несчастье – наблюдать в течение всего месяца нашего соседства с Уиллом.
2. Нет никакого смысла мыть посуду, ибо еда в экспедиции изо дня в день одна и та же! И это мне говорилось после того, как я в течение всего предшествовавшего времени под строгим наблюдением Джефа до блеска драил наши миски, кружки и тарелки, причем не раз в неделю, а каждый день. Но, как говорится, «с волками жить – посуду не мыть!», и я быстро и не без удовольствия принял этот постулат за руководство к действию.
Сегодняшний день хотя и начинался примерно так же, как и вчерашний, свежим ветром, несшим сильный поземок, и иногда угадывающимся в разрывах облаков солнцем, но оказался намного короче. Если вчера мы потеряли упряжки Джефа и Кейзо, то сегодня… Впрочем, все по порядку. Собрались к 9 часам, ветер усиливался и видимость вновь ухудшилась. Уилл предложил мне опять занять мою вчерашнюю позицию между лидером и первой упряжкой. На этот раз впереди шел высоченный Бернар: нам представлялось, что он будет