Джимми покачал головой. Мы похлопали Алану Дункану, а потом пришла очередь епископа, выразившего свое беспокойство по поводу «Франкенштейновой пищи» и «ненасытности крупных корпораций». В сущности, примерно таких же взглядов – с незначительными нюансами, – придерживались и другие участники программы. И тут слово взял Джимми.
– Джеймс, – обратился к нему Дэвид Димблби. – Вы изучали биологию, не так ли? – Джимми кивнул. – Более того, по моей информации, вы закончили университет с отличием. – Джимми залился стыдливым румянцем. – И каких же взглядов на эту проблему придерживаетесь вы?
– С моей точки зрения, на сегодняшний день тезис о вреде генетически модифицированных продуктов абсолютно ничем не подтвержден, – уверенно начал Джимми. – Все дело в том, что противники генетически модифицированных организмов, в большинстве своем живущие в богатых западных странах, предпочитают не брать в расчет те многочисленные преимущества, которые ГМО могут дать развивающимся странам. Например, в генетическую структуру риса можно внедрить ген, позволяющий выращивать эту важную культуру в соленой воде. Аналогичным образом можно сделать картофель и пшеницу неуязвимыми перед многими напастями…
Пока уважаемый министр образования излагал позицию правительства по этому вопросу, в моей памяти всплыло название статьи о Джимми на сайте «Гардиан» – «Голос его хозяина». И действительно, Джимми вещал с такой страстью и праведным гневом, словно и вправду верил в то, что говорил. Может, другим зрителям так и казалось, но я-то знала: будь правительство против ГМО, депутат Малхолланд критиковал бы «Франкенштейнову пищу» с той же горячностью.
Уважительные аплодисменты публики вызвали у Джимми горьковатую полуулыбку: дескать, как жаль, что приходится разъяснять разным тугодумам такие простые и неопровержимые истины.
У меня пересохло во рту от волнения, когда эксперты перешли к обсуждению новой темы – есть ли необходимость вводить плату за использование наиболее загруженных дорог в других городах. Потом последовали вопросы о тюрьмах, беженцах и преступности. Говорилось также и о состоянии гражданских свобод в условиях терроризма. Потом, с учащенно бьющимся сердцем, я поняла, что пришла моя очередь.
– А теперь наш последний вопрос от Миранды Свит, специалиста по поведению животных. Где вы, Миранда? – спросил Дэвид Димблби, выискивая меня среди публики. – А, вот вы где, за тем рослым джентльменом в голубом джемпере.
Когда ко мне приблизился звукоинженер с микрофоном, Джимми нервно поправил воротничок рубашки. Я сделала глубокий вдох.
– Итак, ваш вопрос об экспорте скота? – уточнил Димблби, заглянув в свои записи. Я почувствовала, что одна из камер направлена на меня.
– Нет, – сказала я. – Я собиралась спросить об этом, но теперь решила задать другой вопрос, если вы, конечно не возражаете.
Димблби поморщился, но, вероятно, у меня был слишком решительный вид.
– Что ж, хорошо, задавайте свой вопрос.
– Я хотела бы спросить Джеймса Малхолланда, почему в марте 1987 года он, недавний выпускник университета, отправил посылку с бомбой Дереку Уайту, профессору биохимии в университете Суссекса, и тем самым нанес тяжкие телесные повреждения сыну профессора, Дэвиду.
Мощная волна изумления прокатилась по студии. Эксперты смотрели на Джимми, явно потрясенные. Депутат Малхолланд побелел как полотно.
– Н-да, это довольно необычный вопрос, – прервал молчание ведущий. – Но поскольку у нас все-таки осталось три минуты, то, может быть, Джеймс, вы попробуете ответить.
– Да, ответьте на вопрос, – сказала Дженни Эклер.
– Да, – поддержал ее епископ. – Мы все хотим знать, почему вы совершили такой ужасный поступок, если вы действительно его совершили.
– Он совершил этот поступок! – крикнула я. – В этом нет сомнений.
– Тогда как же он умудрился стать депутатом парламента? – поинтересовался кто-то в трех рядах от меня.
– Да, как же его выбрали в парламент?
– Боже, какое преступление! – воскликнул кто-то за моей спиной.
– Это просто чудовищно!
– А ведь, глядя на него, и не подумаешь, правда?
– Конечно – он кажется таким симпатичным.
– Прошу тишины, – обратился к аудитории Димблби. – Пожалуйста, дайте Джеймсу возможность ответить на вопрос.
– Что ж… – начал Джимми. Капли пота заблестели у него на лбу. – Я… э… категорически отвергаю возмутительное обвинение мисс Свит.
– Отрицать вину нет смысла! – выкрикнула я. – Я готова под присягой заявить о том, что ты сделал это, – ведь я была там, о чем ты, Джимми, наверняка помнишь.
– Меня зовут Джеймс, – ледяным тоном произнес он. – И это абсолютно необоснованное обвинение. Я подам на тебя в суд за клевету, Миранда!
– Давай – и проиграешь!
– Но мы хотим знать, правда ли это, – сказал Алан Дункан, не сводя глаз с Джимми.
– Конечно же, хотим, – поддержал коллегу Мартин Белл. – Если это правда, то вы совершили чудовищное преступление.
– Вот именно! – воскликнула я. – Шестнадцать лет он уходил от наказания, но наконец-то наступил час расплаты. Давай, Джимми, ответь на вопрос и объясни нам, почему ты это сделал.
Где-то на заднем плане раздался звонок.
– Боюсь, этот звонок сообщает о том, что время передачи истекло, – мягко проговорил Дэвид Димблби.
Как ни странно, звон не прекращался. Тут я сообразила, что на самом деле это звонит телефон.
Но почему же тогда никто не снимет трубку?
– Следующий выпуск программы «Время вопросов» мы проведем в Суонси. До встречи через неделю, – попрощался со зрителями ведущий.
Телефон все еще трезвонил, и это было невыносимо. Я протянула руку, перед глазами у меня все поплыло, и я… проснулась. Когда я поняла, что это был сон, то почувствовала досаду и радость одновременно. Эх, если бы у меня появилась возможность так разоблачить Джимми в реальной жизни…
– Слушаю, – прохрипела я в трубку. Такое ощущение, что у меня во рту наждачная бумага.
– Это мисс Свит?
– Да.
– Говорит сержант Купер из отдела розыска.
Извините за ранний звонок. – Я взглянула на часы – половина девятого. – Хочу сообщить, что ваше дело сдвинулось с мертвой точки.
Я отбросила одеяло.
– Что-что? Неужели вы их поймали?
– К сожалению, пока нет. Но, кажется, мы обнаружили ваше кольцо.
– Правда? – Я свесила ноги с кровати. – И где же?
– В одном из ломбардов Килберна.
– А вы уверены, что оно мое?
– Абсолютно. Золотое кольцо в восемнадцать карат с бриллиантом-солитером и надписью на внутренней стороне: «Миранда! Диво мира!»
– О да, – вздохнула я. – Это мое кольцо.