Тем более отрадным при таком моральном развале общества были редкие исключения, которые мне встречались на пути. Я уже упомянул об госпоже Регир и еще должен сказать о княгине Яшвиль,[286] с которой я познакомился в этот период своей деятельности. Она разыскала меня сама и, будучи небогатой женщиной, не могла мне оказать финансовой поддержки, но сделала очень много по части снабжения добровольцев бельем, одеждой и всяким другим снабжением. Когда мое положение сделалось сомнительным и надо мной повисла угроза ареста, она предложила скрыть меня на своей даче, что могло ей самой грозить большими неприятностями. Женщины оказались патриотичнее мужчин.
Несмотря на все эти неудачи, дела мои шли вполне хорошо. Соловский надоумил меня воспользоваться законом об эвакуации для бесплатной отправки офицеров до границы Донской области. Я съездил к воинскому начальнику, который оказался любезным человеком, и раздобыл у него перевозочных бланков. От донской границы до Ростова ходили уже воинские поезда, так что фактически вся перевозка шла даром. Приходилось только выдавать суточные по 10 рублей на человека в день, т. е. за всю поездку 40 рублей. Тем не менее перевозка шла так интенсивно, что мои фонды стали быстро иссякать.
Я бился как рыба об лед, стучался во все двери, но при всем желании у частных лиц более 50 тысяч за все время добыть не мог.
Тактика перевоза заключалась в следующем: в бюро Соловского в гостинице «Владивосток» являлась публика и записывалась, оставляя свои адреса. Я назначал старшего в каждой партии, которая обычно составляла около ста человек. Эту норму мы взяли потому, что комендант станции больше трех вагонов нам предоставить не мог. Мы отправляли наши эшелоны два, а иногда даже три раза в неделю. Капитан Соловский являлся к каждой отправке и вручал старшему, обыкновенно штаб-офицеру, деньги на пропитание эшелона и бланки для перевозки. Обыкновенно 10 или 15 процентов не доезжали до места и выходили где-нибудь по пути. Эти господа, конечно, и не собирались в Добровольческую армию, а пользовались нами для того, чтобы даром проехать куда им было нужно. В душу человеческую, конечно, не влезешь, и с этими убытками приходилось мириться. Однако бывали случаи, когда нашей любезностью хотели воспользоваться целые большие семейства со стариками и детьми и массой багажа, но тут мы уже были тверды и прямо отказывали. Много было также желающих сестер милосердия, которым некуда было деться, и они назойливо предлагали свои услуги, но генерал Алексеев писал нам, что им и своих некуда девать.
Я разговаривал со многими едущими офицерами и, к своему удивлению, заметил, что многие из них плохо понимали, для чего они едут. Сознательных патриотов, дающих себе ясный отчет, что они едут жертвовать своею жизнью для спасения родины, вряд ли было более 20 процентов. Большинство же ехало потому, что в Одессе не было приятного и хорошего заработка. Во время войны молодежь отвыкла вообще от систематической работы, а тут приходилось добывать себе кусок хлеба пилкой дров и другими тяжелыми работами. На всякое дело смотрели как на приятное ремесло, свою жизнь не ценили, а потому шли в добровольцы, чтобы переменить тяжелое ремесло на легкое, приятное и привычное.
Вообще русскую интеллигенцию времен Гражданской войны можно разделить на пять групп: первая – это мы, которые сознательно поняли, что большевизм грозит гибелью России, и, движимые чувством патриотизма, немедленно отозвались на призыв генерала Алексеева и других вождей Белого движения и пошли жертвовать своею жизнью для спасения родины. Эта группа была очень немногочисленна. Она составляла не более 5–10 процентов фронтового офицерства, и большая часть ее полегла на полях сражений и в госпиталях от сыпного тифа. Те, которые остались живыми, эмигрировали за границу и составили там ядро офицерских обществ, которые до сих пор хранят заветы славного прошлого русской армии и с нетерпением ждут того момента, когда они снова смогут отдать свою жизнь и силы на службу своей родине.
Вторая группа состояла из людей менее сильных духом. Они также понимали, что долг зовет их отдать свою жизнь родине, но семейные обстоятельства, заботы о своих близких, болезни, последствия ран и контузий и другие подобные обстоятельства удерживали их от поступления в белые армии. Эта группа, также очень немногочисленная, частью эмигрировала, а частью осталась в России. За границей она присоединилась к первой группе, а в России ради куска насущного хлеба пошла на службу к большевикам и теперь ждет не дождется, когда придет освобождение от интернационального ига.
Третья группа – это так называемые испуганные интеллигенты. Это самая многочисленная группа, по меньшей мере четыре пятых всей интеллигенции. Их главнейшим импульсом было спасение своей жизни и имущества. Самые умные из них своевременно перевели за границу что могли из своего состояния и сами туда перебрались. Оставшиеся метались из стороны в сторону. Вначале они возложили всю надежду на немецкие штыки и толпами бросились на Украйну, а когда немцам стало плохо, перекинулись к союзникам и, наконец, к добровольцам, когда Деникин объявил поход на Москву. Они-то, главным образом, и разложили морально Добровольческую армию, бывшую до того сплоченной и крепкой. Почти вся эта группа попала за границу и здесь в безопасности разбилась на политические группы, которые занимались взаимными раздорами вместо того, чтобы объединиться против общего врага.
Четвертая группа почти вся осталась в России. Эти люди не имели определенных политических убеждений. Когда был царь, они верно служили царю, но, когда царя свергли и воцарились большевики, они стали также верно служить большевикам. Они только переменили доброго барина на злого, но барин был, и они продолжали ему служить, как и прежде. Психология этой группы ушла недалеко от психологии домашних животных. Когда снова вернется царь, они будут очень рады, но они не способны ничего предпринять, чтобы приблизить это время.
Пятая группа, немногочисленная, как и первая, сознательно пошла на службу к большевикам, одни с тем, чтобы сделать себе карьеру, другие с тем, чтобы весело пожить и половить в мутной воде рыбку. Первые внутри таили мысль, что им удастся забрать большевиков в руки, а потом сбросить и занять господствующее положение, но они ошиблись в расчетах и заняли место на запятках большевистской колымаги. Большевики пользуются их услугами, платят им за это, но безжалостно их изгонят, как только смогут поставить на их места своих людей из рожденных пролетариев.
Если бы первая группа состояла не из 5, а из 25 процентов, большевистская революция была бы подавлена в самом начале, пока она не сумела еще сорганизоваться. Примером тому служит Германия. Там тоже одно время властвовал совдеп, но германская интеллигенция быстро объединилась и сбросила иго в течение двух месяцев. И это сделала побежденная страна, а Россия не была побеждена. У нас не хватило, как и в Содоме и Гоморре, должного числа праведников, чтобы Господь отвел от нас свою кару.