Тот промолчал, пряча улыбку.
— А зачем нам здесь дежурить? — вдруг спросил неугомонный Бартоло. — Порт охраняется. По пирсу ходят патрули. Вон какие здоровяки, — показал он рукой на трех высоких парней с красными повязками на руках. — Оргкомитет это дело строго поставил. Товарищ Саласар может подтвердить.
— Кто не разводит котов, разводит мышей, — обняв за плечи парня, серьезно сказал Антонио. -Так говорит кубинская народная мудрость… Судно это особое, малыш. Единственное пока в своем роде. Его начинка и команда весьма интересуют боссов судостроительных монополий разных капиталистических государств, в первую очередь, наших северных соседей. Даже имя корабля подтверждает это. Подполковник Семен Гарькавый погиб девять месяцев назад.
Наступила долгая пауза. Ребята подтянулись, стали серьезными.
— А если кто-то под водой? — спросил Марио.
— Вот экран подводного локатора, — показал на прибор Александр Павлович. — Он будет включен, как и сейчас. Если к привычному контуру дна, пирса и подводной части стоящих рядом судов добавится какой-либо инородный предмет достаточно большого размера, чтобы походить на человека или, скажем, торпеду, вы сразу увидите на экране его отчетливый контур. Одновременно прозвучит тревожный сигнал в рубке.
К тому же за подводную часть опасаться нечего — у “Гарькавого” сейчас включен блок подводной охраны корабля. Его электроника в нужный момент задействует двигатели и успеет отвести тримаран в сторону даже от залпа нескольких, одновременно пущенных под водой торпед с расстояния в пятьдесят метров. Совсем другое дело — надводная часть. Берег, пирс, люди… На лицах людей, проходящих мимо корабля, не написано друзья они или враги. Тут надо быть исключительно внимательными, я бы сказал -бдительными. Надо суметь распознать не в меру любопытного гостя заранее.
— Да, капитан, вы правы, — отозвался Антонио. — Среди прибывших на фестиваль безусловно есть и наши лютые враги. Они сейчас внешне любезны, почтительны, даже милы. Но кубинская мудрость говорит: не верь спящему зверю. И каждому из нас следует об этом помнить… А вот и наши девушки! Как раз вовремя.
Таня, Каридад, а с ними еще две ее подруги подошли к стоянке “Семена Гарькавого”. У каждой в руках — полные сумки.
— Две — ребятам, а в остальных трех наше свадебное одеяние, — сказала Таня Олегу. — Замечательные здесь люди! Радушные, сердечные. Последнюю рубашку готовы отдать русским камарадо. Кольца ты не забыл? — вдруг вспомнила она. — Конечно, забыл! Собирайтесь быстрее. У въезда в порт ждут две машины.
У нас в запасе почти два часа до отлета. Каридад обязательно хочет показать нам город. Ведь старт завтра в десять утра, а финиш в Гаване. Мы вернемся домой, так и не увидев Сантьяго.
Нет, Каридад зря времени не теряла. За два часа она успела не только побывать вместе с Таней в молодежном поселке и найти все до мелочей для невесты, жениха и, конечно же, для дружки, то есть для себя, не только купить ребятам, остающимся на “Гарькавом”, запас продуктов, но и забежать в городской Национальный комитет Союза молодых коммунистов Кубы, чтобы выпросить там на пару часов автомашину. Ведь такой редкий случай: гости фестиваля — советские друзья, участники Регаты Свободы — решили пожениться здесь, на кубинской земле! Не могут же они, в самом деле, отправиться в плавание, не посмотрев прекрасный город революции!
Вторую машину — черную “Волгу” — она выпросила у начальника порта Луиса Серрада, которого все в городе уважительно называли Синим Мавром. Его темная кожа, продубленная ветрами и просоленная всеми морями и океанами мира, действительно отливала синевой. Однако на прозвище свое он откликался так же охотно, как и на имя. Если тебя так называют пять десятков лет, поневоле привыкнешь. К тому же он отлично знал, что никто из друзей ничего обидного в эти слова не вкладывает. Просто это одна из традиций порта, отражающая склонность кубинских моряков и докеров к меткому слову. А традиции Луис уважает. Можно даже сказать, что он стал здесь, в порту, их главным хранителем. Что ж, годы и здоровье выходить в море больше не позволяют, а оторвать душу от моря он сможет только вместе с жизнью. Вот и стал он не просто начальником, но и наставником молодых, судьей в возникающих порой житейских спорах между его подчиненными, человеком, свято берегущим законы морского братства и взаимовыручки, живой историей порта, отцом и воспитателем целой плеяды молодых капитанов.
Каридад не вошла — влетела к нему в кабинет, ворвалась, словно штормовой ветер. Быстро объяснила, в чем дело. Луис Серрада очень обрадовался, что среди советских моряков находится и его хороший знакомый, капитан “Друга” Александр Павлович Винденко.
— Скажи, где я могу увидеть капитана Александре? — спросил он Каридад.
— Завтра перед стартом регаты. Сегодня некогда. Ему еще в Гавану лететь, — крикнула Каридад уже из дверей.
Конечно, за два часа они не успели осмотреть весь город. Но главное все же увидели. С волнением подошли все вместе к приземистому розоватому зданию, на фронтоне которого крупными буквами выведено: “Первая казарма, превращенная в школу”. Надпись свежая.
Каридад сказала, что ее обновляют несколько раз в год: к началу школьных занятий, к Первому января — национальному празднику освобождения — и обязательно к 26 июля. Потому что это розоватое здание не просто символ революции, превратившей казармы в школы.
Оно — сама Революция, ее история. Здание, где теперь расположился школьный городок имени 26 июля, и есть та самая бывшая казарма Монкада, у стен которой пролилась кровь первых героев революции.
Неподалеку от нее высится суровый монумент в память погибшего здесь во время штурма Абеля Сантамария — одного из верных соратников-единомышленников Фиделя Кастро.
Посмотрели они и старинный дом возле кафедрального собора, который считается самым древним во всей Южной Америке. Несколько минут побродили среди старинных улочек, то сбегающих вниз, то карабкающихся на горную крутизну, пролегающих между великолепными парками и величественными соборами. А потом Каридад повезла их в новый жилой массив имени Хосе Марти.
Четко спланированные, утопающие в зелени, улицы, современные дома, выкрашенные в веселые тона, огромные магазины, детские комплексы, многочисленные уютные кафе-все здесь радовало глаз, поднимало настроение. И совсем уже не верилось, что район этот вырос на этом самом месте, где прежде ютились лачуги, слепленные от отходов опалубки, кусков старой жести, фанеры. Даже старое название бывших трущоб Мансана-де-Гомес — мало кто теперь помнил. Его бы и вовсе забыли, если бы под развесистыми кронами деревьев не стояло причудливое ярко-голубое здание, вокруг остроконечной крыши которого весело мигали разноцветные неоновые буквы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});