Значительно глубже находятся жилые отсеки, где можно с различной степенью удобств разместить миллиарды землян или им подобных разумных существ.
Но жилые отсеки, как и залы музеев, и сам тоннель были пустынны. Не было никого и на знакомой монтажно-пусковой площадке в Андах. Роберто хорошо видел ее из проема просторного вестибюля в тоннель. Слева — черная громада скалы Ау. Прямо за ней по темно-фиолетовому небу клонится к закату белое солнце… Кто-то злой, разъяренно захлебываясь, сердито сопя и завывая, издавая время от времени тяжелые стоны, словно больной в предсмертной агонии, то ли взывает о помощи, то ли шлет проклятия неведомому врагу под темнеющим небом опустошенной Земли.
Нигде ни деревца, ни травинки, ни шелеста птичьих крыльев. Слабеющий с каждой минутой ветерок вяло вздымает у самой земли легкую темную пыль…
Без единого звука в небо устремляется огромный золотистый шар — последний (десятый) корабль-автомат, наполненный сжиженным атмосферным воздухом.
И снова вой и сопение, стенания и стоны над Землей. Это гигантские насосы закачивают в подземные хранилища остатки воздуха.
Все больше чернеет небо. Густеют на поверхности планеты тени. Садится, прячась за невидимый горизонт, белое лохматое солнце. У самой кромки стартовой площадки появляются из укрытия два десятка землян в своих удивительных скафандрах-капсулах. Внимательно следят они за выходом на орбиту корабля-автомата. А потом, собравшись в кружок, оживленно жестикулируют, пожимают друг другу руки и один за другим устремляются в небо — каждый к своему межзвездному космическому кораблю.
…Проходит час-полтора. Справа на горизонте появляется золотистая звездная россыпь. Освещенные невидимым солнцем, четким строем — по четыре в ряд — черный небесный купол пересекает справа налево армада межзвездных космических кораблей.
Но что это?
У самой кромки стартовой площадки шевельнулась одинокая фигура… Подняв обе руки к небосводу, землянин энергично машет ими вслед удаляющимся кораблям, а потом долго стоит неподвижно, вглядываясь в черное небо, провожая глазами золотистые звездочки.
Вот они уже превратились в едва заметные точки и одна за другой бесследно растаяли на юго-западе, в том месте, где непривычно темная в этот час земля сливалась с таким же непривычным для глаз непроглядно черным небом.
Землянин повернулся и не спеша двинулся вверх по дороге. Туда, где неподалеку от скалы Ау ярко светился в темноте выплавленный в толще скал вход в вестибюль подземного тоннеля. Вскоре он достиг цели. Что-то глухо, раскатисто хлопнуло там, и последний этот огонек на Земле тоже погас. Только еще сильнее завыли вокруг, надрываясь, захлебываясь, словно стараясь перекричать друг друга, мощные насосы, закачивая в подземные резервуары остатки воздушной оболочки планеты.
Но к утру следующего дня смолкли и они. Омертвевшая, покинутая, наполненная могильной тишиной, Земля застыла в покорном ожидании своей участи, протягивая в немой мольбе побелевшие пики своих горных кряжей…
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Они прилетели в Сантьяго-де-Куба ранним майским утром на огромном транспортном самолете, чрево которого вместило не только гондолу и поплавки “Семена Гарькавого”, но и еще четыре довольно громоздкие по виду на суше одномачтовые парусные яхты типа “Дракон”. В самолете были и их команды, участвующие в малой регате вокруг острова Свободы, и весь комплект советских восьмерок, каноэ, двоек и других гребных лодок, на которых в дни фестиваля советским спортсменам предстояло бороться за мировое первенство в гонках на гребном канале.
Все складывалось удачно в эти весенние дни для теперь уже полностью укомплектованного экипажа тримарана. Его первым — “старым” — пассажиром стал экс-капитан знаменитого “Друга” Александр Павлович Винденко, а вторым — детским — тринадцатилетний Сережа Аксенов. Старшего Аксенова по рекомендации федерации водного спорта СССР оргкомитет фестиваля и жюри утвердили одним из своих комиссаров.
Как водится, не обошлось без происшествий. Совершенно неожиданно для большинства пассажиров воздушного лайнера на борту тримарана, когда он еще пересекал Атлантический океан по воздуху, был обнаружен пятый член экипажа — маленький, добрый и ласковый Джек породы пинчер-любимец и воспитанник Сережи Аксенова, с которым мальчик не расставался вот уже четыре года. Даже в пионерский лагерь из-за него не ездил ни после четвертого, ни после пятого класса.
Предстоящая долгая разлука с четвероногим другом очень огорчала Сережу. Парень себе места не находил, все время ласкал собаку, давал ей лакомые кусочки. Джек в свою очередь в последние дни не отходил от хозяина ни на шаг. На рассвете в день отлета Сережа незаметно посадил Джека в свою просторную спортивную сумку и, закрыв застежку, повесил себе ее через плечо.
— Там мой спортивный костюм и разные мелочи, — как-то странно глядя в окно, сказал он отцу.
На аэродроме во время подготовки тримарана к погрузке на самолет Сережа, улучив момент, забрался в кубрик и спрятал Джека в шкафчике для постельного белья. Сумку он так и не снял с плеча, набив ее в буфете фруктами.
Словно понимая необходимость такой конспирации, Джек больше шести часов ни единым звуком не выдавал своего присутствия. Но в полдень, — надо сказать, что это был весьма условный полдень по московскому времени, так как солнце, огромное, красное, все эти шесть часов так и не поднялось выше горизонта, а лишь на несколько сантиметров оторвалось от него, посылая вслед быстрокрылому самолету все это время свои “первые” лучи, именно в этот условный полдень, когда пассажиры самолета и часть его экипажа были приглашены в столовый отсек на завтрак, именно тогда звонкий собачий лай перекрыл гул мощных двигателей “Антея-14”.
Выбравшись каким-то непостижимым образом из кубрика на корму гондолы и увидев прибежавшего на лай хозяина, Джек сломя голову бросился почти с трехметровой высоты под ноги Сереже и, завизжав то ли от радости, то ли от страха, стал теребить мальчика за брюки, всем своим видом и поведением показывая, что ему давно пора “гулять”, что он очень хочет пить и что завтракать без него просто предательство.
Сережа, виновато опустив голову, поглядывал то на отца, то на Олега Викторовича.
— Да отведи ты его наконец куда следует! Только убрать за ним потом не забудь, — с нарочитой строгостью сказал Андрей Иванович сыну. — Я ведь еще дома заметил его проделку, — повернулся он к Олегу, когда Сережа вместе с Джеком скрылся в маленьком дальнем отсеке. — Решил — пусть летит собачонка. Она умная и веселая. Замечательно чуткий сторож. Экипажу в море помехой не будет. Еще и полезную службу сослужит… А вот сказать об этом, предупредить, простите, запамятовал… Закрутился с погрузкой. Да и Сережка на глаза не попадался. Виноват однако, не обессудьте, — заморгал он правым глазом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});