Когда очередной приступ миновал, бабушка Хоукинс вновь склонилась над Китти. Раздвинув ей ноги, она ощупывала своими заскорузлыми пальцами с большими ногтями ее промежность. Удивительно, но ее прикосновения были очень нежными… Через минуту старушка удовлетворенно прокрякала:
— Да, он там… в правильном положении, головкой вперед.
Зарядил дождь, и вновь Китти ощутила сильный приступ, который, однако, быстро стих, но скоро начался другой. Эти приступы следовали в определенном ритме, и самое главное сейчас — заставить свое тело подчиниться ее воле и вытолкнуть младенца, потому что пришел срок… Во всем этом чувствовалась великая правота природы…
Она слышала, как подруги говорят о ней, но когда в хижину вошла Джемина, чтобы узнать, как она себя чувствует, Китти видела всех уже в какой-то расплывчатой дали — она была слишком поглощена рождением ребенка. До последнего момента она думала о матери, и слезы навернулись у нее на глаза.
— Не плачь, Китти, чего ты боишься? — пытался кто-то успокоить ее. — Все идет как надо!
Она хотела сказать, что не боится, но не смогла, так как именно в этот момент тужилась изо всех сил, инстинктивно понимая, что настало время окончательного изгнания плода.
Она едва слышала раскаты грома и стучавшие по крыше струи дождя. Глубоко вдохнув, она закрыла глаза, пытаясь как можно сильнее сконцентрироваться на том, что ей сейчас предстояло сделать… как только она почувствует последний приступ боли. Нужно напрячь все тело… Через несколько секунд, которые показались ей вечностью, она вдруг ощутила, как между ног вырвался шумный теплый поток воды, вынесший в себе младенца, — и издала ликующий клич победителя.
— Держите его! — закричала Сара. — Боже, Китти, у тебя мальчик!
Китти, открыв глаза, вся подалась вперед, пытаясь его увидеть.
— Погоди, погоди! — смеясь, остановила ее Фэй.
— Никогда еще не видела такого чудесного мальчишку! — воскликнула бабушка Хоукинс, поднимая младенца над животом матери, чтобы она увидела свое перепачканное кровью чадо. Голова его была покрыта густыми черными волосиками, и он уже начал дышать и пищать, дергать ручками, хватаясь за воздух. Тельце его дрожало.
— Вы только послушайте его! — восторженно произнесла Элви. — Не понадобился даже шлепок по попке, чтобы он заорал! Он напоминает мне моего Вилли.
— Ах, Китти, какой он красивый… — шепнула Сара.
— Но худющий как ободранный кролик! — прокудахтала бабушка Хоукинс. — Зато у него хороший костяк… наверняка будет высоким…
Китти не спускала с него глаз, когда бабушка Хоукинс отрезала пуповину. Младенец все еще сильно плакал, толкая ее ножками, и у него дрожала крохотная нижняя губка. Она еще никогда ни к кому не испытывала такой всепоглощающей любви… От этого у нее на глазах даже выступили слезы.
— Не плачь… — сказала Сара. Но она все понимала, и сама тихо светилась от радости.
— Что-то не припомню, чтобы кто-нибудь еще при первых родах так легко выскакивал из чрева на свет Божий! — заявила старуха и добавила: — Нужно избавиться от последа.
У Китти все еще слегка сокращался живот, а бабушка Хоукинс массировала его. Теперь он был, как и прежде, гладкий и ровный.
Откинувшись на подушку, Китти чувствовала себя изнуренной, но ликовала всей душой. В голове не осталось никаких мыслей.
Младенец орал, когда его мыли и вытирали. Китти бросала в его сторону тревожные взгляды, но потом успокоилась, поняв, что он просто негодует по поводу свалившихся на него неудобств новой жизни.
Завернув ребенка в пеленки и мягкое одеяло, Сара поднесла его к Китти, и та нетерпеливо протянула к нему руки.
— Положи его поближе к груди, чтобы он почувствовал биение твоего сердца! — приказала бабушка Хоукинс.
Китти поднесла ребенка к груди, и он, потыкавшись, захватил ротиком сосок и начал сосать, постепенно затихая. Женщины принесли ведро теплой воды и мыло, обмыли Китти и сменили ее грязные простыни.
Бабушка Хоукинс, бросив последний взгляд на роженицу, начала складывать в мешочек свои вещи.
— А теперь пусть придет твой муж и посмотрит на свое дитя. Небось весь промок. Я передам ему по дороге.
— Огромное спасибо за помощь! — крикнула Китти ей вслед, и старая леди вышла из хижины под проливной дождь, улыбаясь беззубым ртом и тряся седой головой.
— Неужели все это время Каллен простоял под дождем? — изумилась Китти.
— Думаю, да, — улыбнулась Сара. — Я видела его, когда пошла закрыть окно, чтобы струи не попадали в хижину.
Отворилась дверь, и на пороге появился Каллен. Он нетерпеливо переминался с ноги на ногу, с него ручьями стекала вода. Казалось, он на мгновение утратил дар речи. Подойдя к кровати, он с каким-то благоговейным трепетом уставился на своего спящего новорожденного сына… материнский сосок выскользнул из его ротика, и пальчики на руках сжались в кулачки.
— Ах, Китти, девочка моя… — сказал Каллен с таким выражением в лице и с такой дрожью в голосе, словно видел чудо. — Да ты прекрасно со всем справилась, как я вижу… — Наклонившись, он поцеловал ее.
Никто не заметил, как Сара выскользнула из хижины.
Элизабет подала горячую пищу. После того как Каллен наелся, а его одежда просохла перед камином, Китти захотела, чтобы он взял на руки ребенка, но к ее удивлению Каллен, обычно такой смелый, такой отчаянный, не боящийся самого черта, вдруг оробел. Он лишь на секунду взял ребенка и тут же вернул его матери.
— Тут не за что зацепиться — он такой маленький… — пробормотал он в свое оправдание. — Майкл-Каллен Клеборн должен немножко подрасти — только тогда я возьму его на руки.
— Майкл-Каллен? — переспросила Китти.
— Да. А что тебя не устраивает? — Подернутые поволокой глаза Каллена засияли гордостью.
Она улыбнулась и кивнула.
Сара держала Майкла на руках, а Китти, достав из корзины подаренный Ребеккой чепчик, надела его на головку ребенка и завязала под подбородком тесемочки.
— Посмотри! — воскликнула она. — Вскоре он ему будет впору… Тебе не кажется, что он похож на Каллена?
Сара, наклонив голову набок, разглядывала его.
— Да… думаю, что похож. Но вообще-то пока трудно сказать, он еще такой маленький… Хотя быстро набирает вес.
Младенец довольно почавкивал, крепко прижимаясь беззубым ротиком к соску Китти и, вероятно, позабыв обо всем на свете. Наконец он выпустил сосок, глазки его начали закрываться, а ротик все еще был похож на розовое колечко. Китти уложила его в колыбельку, которую смастерил для нее Изекиэл Тернер.
— Я пользуюсь ею только в дневное время, когда могу следить за ним, — прошептала она. — Несмотря на разгар лета, две недели назад я убила заползшую в хижину змею. Не хочу, чтобы он лежал так близко к полу без присмотра. По ночам я забираю его к себе в кровать… Не знаю, что бы я делала без тебя, без твоей помощи… У меня с ним прибавилось столько хлопот… Вряд ли удалось бы справиться со всем без тебя.