намного грустнее. Срывающимся полушепотом я рассказала ей все. О Риде с Эйвери и свадебной программе, о нас с Ридом и прогулках. Даже об «Л», обвившем мое сердце, и его истинном значении.
Она слушала, держа меня за руку. Когда я закончила, она сказала:
— Я ведь даже не знала, что ты с кем-то встречаешься. — Голос у нее тоже срывался. Затем она сжала мою руку и прошептала: — Прости меня, пожалуйста.
— Привет, Си, — хрипло произношу я, выйдя из ванной. Затем вяло плетусь к дивану и плюхаюсь на него. Прогресс минимальный, но это лучше, чем просто лежать в кровати.
Она в том же, что и вчера, лицо без макияжа. Когда я сажусь, она сразу же приносит мне стакан воды.
— Сначала вода, потом кофе, — говорит она, наверное, тем тоном, которым указывает что-то своим подопечным. Сейчас это даже не помешает. Я беру стакан и выпиваю. В основном потому, что очень хочу кофе.
— Спасибо. Ты новости смотрела? — Я пытаюсь встать.
Она останавливает меня рукой, но в глазах все еще полно сочувствия.
— Там ничего нового. Сиди тут. Я принесу кофе.
Она уходит, я отклоняю голову и прикрываю глаза, слушая ее движения в кухне, и тоскливо пытаюсь представить хоть какой-то план на сегодня. Список тех, кому надо позвонить — тех, кто жаждет со мной поцапаться, — кажется бесконечным, и даже пытаясь проработать его, я неизменно думаю о Риде. Поразительно, насколько разные эмоции теснятся в моем оплетенном сердце: невыносимая тревога за него, страх, что он в опасности, спрятан где-то и не может ни с кем связаться. И в то же время полное опустошение из-за всего, что он от меня прятал — не в работе, ведь ясно, что он обязан был все скрывать, но в личном плане. Что он рассказал кому-то еще о программе, о моих буквах. Что оставил меня в очень… очень рискованном положении. Совершенно незащищенной.
Он должен был мне сказать. Как-то, но должен был.
— Итак, — Сибби прерывает мои мысли. — Кофе, овсянка быстрого приготовления и побольше кленового сиропа.
Я поднимаю голову и принимаю завтрак, замечая, что она принесла мне довольно маленькую чашку. Я достаточно хорошо знаю Сибби, чтобы понимать: так она обо мне заботится — боится давать мне слишком много кофеина, когда я и так на нервах. Несмотря на печаль, при первом глотке губы у меня дрогнули в улыбке.
— Я вот что думаю, — начинает она, садясь рядом по-турецки. — Мы сделаем вторую линию. Позвоним твоим знакомым и дадим им новый номер, так что весь хлам будет идти на старый. Ты запишешь новую фразу на автоответчик — типа вежливого «иди в задницу». Я уже отключила комментарии в твоих соцсетях, но думаю, нам…
Она высказывает остальные идеи, и каждая из них хороша. Прямо как вчера, когда она только приехала: само сопротивление с телефоном в руке, отвечала на звонки краткими фразами, в зависимости от того, кто звонит. Клиентам говорила простое: «Я принимаю сообщения для нее». А репортерам, блогерам и случайным людям бросала быстрое: «Без комментариев», — и блокировала номер. Она даже родителям моим позвонила, хотя слава богу, мое участие в скандале далеко не распространилось. Сибби примчалась как супергерой, мой преданный защитник.
Я была благодарна за эту помощь. Но мне почему-то неловко слышать, как она говорит по телефону за меня. Может, я еще не скоро доберусь до худшего в моем списке дел на сегодня, но прямо сейчас один из пунктов надо решить:
— Сиб, — обращаюсь я к ней.
— Да? — Она невинно смотрит на меня неподведенными глазами, может, даже с удивлением, что я прервала ее. Сегодня утром и вчера вечером она та самая, прежняя Сибби. Не вежливая и отстраненная. А живая, смелая, решительная, как будто последних месяцев и вовсе не было.
В горле саднит, я кряхчу.
— Тебе легче со мной дружить в такой ситуации? То есть когда ты нужна мне. Неужели тебе… — Я вожу ложкой в овсянке, думая, как бы это сказать. — Тебе кажется, что наша дружба держалась на этом, а когда дела шли лучше…
Я снова замолкаю, но не потому, что боюсь говорить. Просто знаю, что она думает то же, что и я, вспоминает начало нашей дружбы тогда, когда мы были еще очень и очень юны. Я в автобусе с лекарством от укачивания, волнуюсь, что еду далеко от дома, и она, новенькая в школе, готовая показать свою уверенность и силу. Я, на пороге квартиры в Адской кухне, в нужде нового дома, и она, только переехавшая, готовая стать проводником в городе, пусть и для одной меня.
И мы с ней теперь. Повисло долгое молчание.
— Не знаю, Мэг. Возможно.
Я киваю. Это не однозначный ответ, но зато честный. Для нас обеих, наверное.
— Но если это правда, — говорит она, — надо это изменить. Надо научиться дружить по-другому. Потому что я люблю тебя и очень скучаю.
На меня накатывают слезы.
— И я тебя, Си.
Сибби придвигается ко мне и какое-то время мы сидим тихо, прижавшись друг к другу боком, а я пытаюсь заставить себя поесть. Список дел растворяется, а сердце до сих пор разбито. Может быть, мы достаточно сильные, чтобы создать что-то новое. Измениться.
— Ладно. Но второй номер — это хорошая мысль, — говорит она.
Я прыскаю от смеха.
— Это правда. Позвоню, когда доем.
Кажется, мы обе рады, что не придется все менять сегодня.
♥ ♥ ♥
Несколько часов спустя я обнимаю Сесилию на прощание, стоя на пороге ее маленького таунхауса и все еще хлюпая, несмотря на усилия. К этому моменту веки у меня уже похожи на взбитые подушки, зато пролитые за последний час слезы принесли хотя бы частичное облегчение, потому что Сесилия — простила меня.
Закончив завтрак, я всерьез решила разобраться с делами, с которыми могу в этой ужасной ситуации, и разговор с Сесилией был на первом месте в списке. По счастливой случайности, сегодня у нее был выходной, и она с радостью согласилась встретиться, предложив прийти к ней, как будто предугадала мои опасения насчет публичных мест.