Читать интересную книгу Тайная жизнь непутевой мамочки - Фиона Нилл

— Да, это не оставляет много простора для воображения, — говорит Знаменитый Папа, оглядывая нас с головы до пят из-под своего забрала, при этом ярусы его юбки красиво колеблются.

— Хорошо, что на вас хоть надеты плотные трусы, — говорит он Роберту Басу, обнимая его одной рукой и тыча своим мечом ему в живот.

— Пока мы тут стоим, наше достоинство защищают пироги и торты. Надо постараться продержаться здесь так долго, как только возможно, — говорит Роберт Басс.

— О чем вы там все болтаете? Здесь множество дел! — опять слышен голос Буквоедки.

Она демонстративно развертывает скатерть, которую лично разукрасила римскими цифрами, чтобы та как нельзя лучше соответствовала приготовленным ею превосходным кексам с латинскими письменами. Мои фигурки животных вдруг начинают выглядеть совершенно кустарными.

— Где ваши римские сандалии, Люси? — строго спрашивает она, разглядывая мои босоножки на платформе и вручая мне тарелку с римскими монетами. — Здесь динарии. Вспомните, мы хотели делать все по возможности наиболее достоверно для детей!

— Хорошо, но я вынуждена была провести ночь, ощипывая певчих птиц и поджаривая сонь, — говорю я, выдвигая свой шоколадный торт на переднюю линию стола. Она поднимает его, преувеличенно колеблется и выдвигает вперед свои кексы, сталкивая передний ряд выпечки на землю.

— Пиррова победа! — комментирует Роберт Басс сражение, поднимая мой торт и спасая его тем самым от гибели.

— Люси, что вы туда положили? — ворчит он. — Он весит больше, чем я.

Прежде чем я успеваю ответить, Буквоедка объявляет, что у нее появилась отличная идея — она решила использовать мой торт для соревнования «Угадай вес шоколадного диска».

— Но такого не было во времена Римской империи, — слабо протестую я, проклиная про себя Роберта Басса.

— Лотерей у них тоже не было, так же как торговли фигурками сонь, но нам нужно как-то заработать денег! — кратко поясняет она.

Роберт Басс, извиняясь, смотрит на меня и пожимает плечами:

— Извините, Люси, эта женщина при исполнении.

— Может быть, Роберт мог бы провести этот конкурс вместо меня? — предлагаю я излишне энергично.

Изобэль плавно скользит по игровой площадке, ее плиссе мягко колеблется. Она несет копье.

— Представьте себе весталку, — говорит она, глядя прямо в глаза Знаменитому Папе.

— Но у тебя четверо детей, — отзываюсь я.

— Я думаю, скорее, похоже на Минерву, — говорит Роберт Басс. — Возможно, я мог бы быть твоим рабом.

— Или я, — вторит ему Знаменитый Папа.

— Ты должна проникнуться духом всего этого, Люси, — снисходительно воркует Изобэль.

— Уже прониклась. — Роберт Басс указывает на мой костюм. — Она нарядилась духом Каспера.

Все фыркают от смеха, и даже я, скрепя сердце, улыбаюсь. Роберт Басс удаляется проводить свой конкурс, и я снова обретаю чувство покоя.

Солнце опять выглядывает из-за маленького облака, и я вновь предстаю в своем естестве. Изобэль пристально смотрит на мой пах и ахает.

— Если бы ты использовала стопроцентные египетские хлопчатобумажные простыни с высокой плотностью ткани, этого бы не случилось. — Она грозит мне пальцем.

— Но они отнимают так много времени на глаженье! — оправдываюсь я.

— А я и не знала. Это не по моей части. И потом, Люси, ведь полиэстр прилипает. В следующий раз я определенно надену хлопковую простыню и, возможно, использую естественный бразильский краситель.

Пока прибывают другие родители, и игровая площадка заполняется, распространяется слух об интимных особенностях костюмов торговцев римскими пирогами. Мы оказываемся в окружении родителей и детей, которые начинают перебивать цену друг у друга за шоколадные диски и фигурки сонь. Порядочный хвост образовался из желающих принять участие в конкурсе «Угадай, сколько весит шоколадный диск».

Солнце теперь такое горячее, что мокрая от пота полиэстровая оболочка неумолимо прилипает к моему телу. Наспех вырезанное отверстие ужасно обтрепалось, и горловина в течение часа превратилась из скромного выреза во все увеличивающуюся дыру. Каждый раз, когда я наклоняюсь, чтобы достать мелочь из ящичка с надписью «Динарии», мне приходится прижимать к груди переднюю часть моего облачения. Постоянное втягивание живота становится для меня все более и более мучительным. Чтобы вручить покупателю торт, требуются две руки, и Знаменитый Папа любезно охраняет мое достоинство, кладя свою руку как раз над моей грудью.

Во время небольшого затишья в торговле он оглядывает меня с ног до головы, оценивая мое тело без малейшего намека на стыдливость или деликатность.

— Думаю, вы, скорее, Венера, чем Минерва, — дразняще произносит он. — Нет ничего более подходящего, чем здоровая римская женщина, чтобы разжечь аппетит скромного центуриона.

Я вижу Тома с тремя мальчиками на буксире.

— Я слышал, стол римских пирогов пользуется большим успехом на празднике, Люси? — недоверчиво говорит Том. — Вероятно, я должен был больше верить в тебя.

Он смотрит на Знаменитого Папу.

— Классный костюм! Но возможно, ты попробуешь надеть что-нибудь другое, когда мы пойдем на игру «Арсенала»?

Выглядывает солнце.

— Боже, Люси! — стонет Том. — Ты все равно, что голая. Хорошо, что хоть есть страж-центурион, чтобы защитить твою честь.

Он смеется. И смеется долго, почти с минуту, запрокинув голову, и смех поднимается из глубин его живота.

— Я вижу мамины трусы! — во всеуслышание объявляет Сэм.

— Я скоро вернусь, — отсмеявшись, сообщает Том.

— Именно дети всегда способны спустить вас с небес на землю, — печально произносит Знаменитый Папа. — Иногда не ценишь того, что имеешь, пока не потеряешь это. Неуверенные люди — опасные люди, Люси. Кстати, я уволил моего психотерапевта. Я решил, что он был частью моих проблем.

Глава 19

Огонь — хороший слуга, но плохой хозяин

В тот же день, позднее, я медленно поднимаюсь по ступеням лестницы частного клуба, членом которого состоит Эмма. Сегодня один из тех летних дней в Лондоне, когда испепеляющая жара обрушивается с неба, а затем отражается от мостовой, так что ты чувствуешь ее в полную силу где-то на уровне пупка. Моя одежда прилипла к телу, и какая-то часть меня желает, чтобы я осталась дома, невзирая на то, что мы собираемся отпраздновать очередное повышение в должности Эммы. Я поднимаюсь пролет за пролетом, и мне становится все жарче и жарче, до тех пор, пока я, наконец, не добираюсь до верхнего этажа здания. Я прислоняюсь к деревянным панелям, чтобы перевести дух и в надежде, что они охладят меня, но вместо этого они оказываются теплыми и липкими и оставляют коричневые следы на моей белой рубашке.

С тоской я думаю о чайном платье Изобэль и представляю себе легкие волны ее юбки, охлаждающие меня своей невесомостью. Мне вдруг приходит в голову, что вот уже почти год, как я не покупала себе никакой одежды. У домработницы Изобэль ушел целый день на то, чтобы рассортировать ее летние и зимние наряды. А в моей жизни нет никаких сезонных различий. Я ношу одни и те же джинсы, те, в которых я была здесь в последний раз, десять месяцев назад.

Я ощущаю себя настолько измученной, что чувствую повторение одного и того же с тех пор, когда дети были младенцами — когда, идя по улице, я вдруг ощущала внезапный толчок, будто кто-то пытался разбудить меня. Я бодрствую или сплю? В этом вопросе нет никакого философского аспекта; это чисто физическое ощущение, результат почти двухлетнего периода без полноценного ночного сна. Я утешала себя мыслью, что никто еще не умирал от недостатка сна, хотя, несомненно, он отзывается неадекватным поведением. Я говорю все это, чтобы пролить свет на то, что случилось позднее. С самого начала все носило фантастический характер. Это не оправдание, а лишь частичное разъяснение.

Том вызвался посидеть с детьми. Он чувствовал свою вину из-за того, что забыл сообщить мне о своем отъезде в Мияан и последующем недельном отсутствии. Но его предложение вступало в силу лишь в том случае, если дети улягутся раньше, чем я покину дом, поскольку ему нужно было сделать еще кое-какую работу перед поездкой. Поэтому после римского праздника и до ухода излома я, хочу заметить, успела сделать следующее: я одновременно готовила спагетти-болоньезе на полдник и обрабатывала полученную Фредом рану — Джо случайно ударил его во время игры в футбол. Джо уговорил Фреда быть Йенсом Леманном. Однако Фред не сдвинулся с места, когда Джо забивал гол, а поскольку на Джо были футбольные бутсы, то дело дошло до крови. Кровавые раны всегда были источником сильного притяжения, даже для Сэма, который и в девять лет все еще не пресытился драматическими подробностями серьезной травмы.

— Кровь есть? — всегда с надеждой спрашивал кто-нибудь из них, и я чувствовала их взволнованную дрожь, смесь восторга и страха, если ответ был утвердительным. Думаю, кровь должна доказать детям, что они существуют отдельно от родителей. Символ того, что однажды жизненные невзгоды придется переносить одному.