за ключевые позиции, за захват решающих партийных организаций. Как сталинский, так зиновьевско-каменевский аппараты с их возглавлением и «активами» показали, что пользуясь той же методикой они способны в равной степени захватывать и подчинять себе партийные организации.
К XIV съезду Зиновьеву и его друзьям — Евдокимову, Бакаеву, Залуцкому удалось подчинить себе Ленинградскую организацию почти целиком; им удалось вывести на съезд сплоченную, дисциплинированную и им послушную делегацию Ленинградской организации.
Освобожденные работники партии и ее «актив» с удивительной легкостью подчинялись местному возглавлению, местным вождям. С той же легкостью, в случае неподчинения, как это было с Комаровым в Ленинграде, руководство местной организации расправлялось с нежелавшим подчиниться, строптивым представителем партийной бюрократии, как правило, выталкивая его из сферы своего влияния. В качестве примера можно привести работу Угланова в Москве, который с чрезвычайной быстротой и удивительной легкостью заменил между XIII и XIV съездами всех сторонников Л. Б. Каменева. Последний потерял пост возглавителя Московской организации, но отказался от назначения послом в Японию, рассчитывая на свое личное влияние при проведении на XIV съезде своих сторонников. Однако аппарат оказался сильнее личности даже такой, бесспорно выдающейся, как Л. Б. Каменев, — ему не удалось провести от Московской организации ни одного из своих сторонников.
Если Зиновьев и Каменев на базе оставшихся у них позиций все еще пытались готовиться к «аппаратной» борьбе на XIV съезде, то Троцкий и его сторонники даже и этого не пытались. Разбитые и отброшенные, главным образом, усилиями Зиновьева и Каменева, они даже с некоторым злорадством наблюдали за разгромом «ленинградской оппозиции», начатой на XIV съезде. Все голосования на съезде показывают, что Троцкий и его сторонники, хотя в отдельных случаях и выступали против большинства ЦК, но всегда голосовали против «ленинградской оппозиции» вместе с ним.
Одной из характерных черт развернувшейся на XIV съезде борьбы аппаратов было, вошедшее тогда в моду, неудержимое цитатничество из Ленина. Занимательно, читая протоколы съезда, наблюдать, как обе противные стороны, доказывая совершенно различные точки зрения, перенасыщали свои речи цитатами из Ленина.
В этой манере сказалась и еще одна их общая черта: формальный догматизм, начетничество, за которым и та и другая сторона неумело прятала свои действительные цели и намерения. В этом начетничестве еще при коллективном руководстве обнаружилась тяга к культивированию идеи непогрешимости вождя, к культу личности. Из культа Ленина вытекала совершенно открытая претензия одних, при молчаливом признании других, на захват места вождя, как конечный результат внутрипартийной борьбы враждующих аппаратов.
В силу своей самоуверенности, Троцкий не понял своевременно этой стороны борьбы на XIV съезде.
«Кризис внутри партии, вообще говоря, — писал он в „Уроках Октября“, — возникает на каждом серьезном повороте партийного пути, как преддверие поворота или как его последствие …».
Троцкий полагал, что его личный авторитет и влияние его сторонников, в частности в армии, будут в момент кризиса вполне достаточны, чтобы за ним пошли ведущие слои партийной бюрократии. Он недоучел, что к XIV съезду вся партийная бюрократия уже вошла в состав того или иного аппарата и строила, в зависимости от своего нахождения в нем, планы на дальнейшую карьеру. Отсюда ставка на того или иного вождя, связывание себя лично и своей судьбы, прямо или косвенно, с победой или поражением возглавителя данного аппарата.
Небезынтересно отметить, что правые — Бухарин, Рыков, Томский и другие — в значительной степени повторяли ошибку своего главного политического противника Троцкого: имея колоссальные возможности, наибольшие по сравнению со всеми другими, они не воспользовались ими для отстройки своего аппарата, за редкими исключениями (Угланов, Сырцов, Рютин в Москве). Преувеличивая значение личности в партийной системе, они недооценивали фигуру Сталина и явно переоценивали самих себя. Впрочем, надо отдать должное правым — это была единственная группировка в партии, которая искренне, с подъемом пыталась отстроить наилучшим образом советский государственный аппарат, отдавала свои лучшие силы работе в области государственной экономики, не замечая при этом, что тем самым она ослабляла себя, теряла позиции в партийном аппарате.
У всех группировок, кроме сталинской, можно отметить переоценку своих сил, преувеличение роли и влияния вождей с дореволюционным «подпольным» прошлым или авторитета теоретика партии как Бухарин — в настоящем. Все группировки, кроме сталинской, недооценили стоящего непосредственно за вождями звена освобожденных партийных работников, которые как раз и составляли каркасы местных партийных аппаратов. Представители этого звена, как правило люди ничем не выделяющиеся, не имеющие никакой иной профессии, особенно цеплялись за свою работу в аппарате, за свои места. Это был тот податливый слой, которому была особенно доступна интрига, подсиживание, предательство по отношению товарищей — все те черты, на которых умело играл и которыми искусно пользовался секретариат Сталина.
Ради того, чтобы выслужиться, эта категория людей готова была устраивать обструкции на съезде, прерывать, по заранее разработанному плану, репликами и выкриками ораторов противной стороны, готова была по сигналу из президиума не давать говорить или голосовать, как этого хотелось генеральному секретарю.
И странно — Бухарин, Рыков, Томский, взявшие на себя всю тяжесть борьбы с Зиновьевым и Каменевым, казалось, совершенно не замечали этих свойств большинства делегатов XIV съезда, принимали их овации за чистую монету. Впрочем, даже Троцкому не приходила в голову мысль о глубоком различии между Сталиным и правыми. Вскоре после XIV съезда он даже назвал его большинство «бухаринско-сталинской фракцией», не учитывая и, видимо, не понимая того, что искренних, политически-последовательных сторонников Рыкова и Бухарина на съезде было уже не так много.
Насколько остро шла борьба аппаратов, показывает, например, инцидент с Залуцким, приведший его, одного из главнейших помощников Зиновьева по Ленинграду и тогдашнего первого секретаря Ленинградского губкома, к падению. На случай с Залуцким ссылались на XIV съезде в своих речах многочисленные представители обоих враждующих лагерей, выступал по «личному вопросу» и сам Залуцкий.
История с Залуцким сама по себе не столь уж важна, но она чрезвычайно показательна для методов Сталина этого периода и поэтому на ней стоит остановиться. Конечно, сам Сталин открыто в ней не участвовал. Формально все дело проводит Молотов. Он посылает одного из сотрудников секретариата ЦК, незадолго перед съездом, к Залуцкому в Ленинград, как к своему другу в прошлом, работавшему вместе с ним в годы войны и особенно сразу после февраля, когда Залуцкий и Молотов воссоздали совместно с Шляпниковым Петроградский комитет. В качестве молотовского делегата в Ленинград приехал Леонов. Залуцкий принял его в своем кабинете и с глазу на глаз заявил, что раз он приехал лично от Молотова, «приехал разузнать … я буду с тобой разговаривать»[358].
Залуцкий высказал откровенно посланцу Молотова то, что, видимо, было принято