за один заход попасть и в суд, и в часовню, выбирайте уж что-то одно.
Проходите рамку, и у вас просвечивают сумку. Пропуск вам не нужен, паспорт тоже, не надо называть никакой причины, по которой вы хотите зайти в суд. Никто никуда ваши личные данные не записывает, это только в России такая хрень.
Выходите во двор. Перед вами бывший королевский замок, который стал тюрьмой Консьержери. Просто немного постойте здесь, никто не прогонит. Присмотритесь к Консьержери. Это и сейчас тюрьма. Осуждённых вы вряд ли увидите, их проводят в суд под землёй, так удобнее. Но можете увидеть, например, разных посетителей, монахинь, которые пришли утешить и подкормить арестантов. Идите направо, заверните за угол. Заходите в суд, никто никаких вопросов задавать не будет. Задержитесь на крылечке, тут курят люди в чёрных мантиях — это адвокаты, прокуроры и судьи, на первый взгляд они ничем друг от друга не отличаются.
Заходите. Перед вами чудесная судебная история. Здесь проходил процесс над Сарой Бернар в 1880-м, когда она разорвала пожизненный контракт с «Комеди Франсез». Здесь разбирали Панамский скандал, а через пять лет судили Эмиля Золя на его памфлет «Я обвиняю». Здесь осудили Дрейфуса и Мату Хари, а в 1945 — маршала Петена за коллаборационизм.
Поднимайтесь на второй этаж. Вам, например, налево, там мой любимый зал судебных заседаний. Приходите лучше с утра, наверняка застанете какой-нибудь процесс. Выключайте звук в мобильнике, сидите тихо. Слева от вас — подсудимые, справа прокурор. Адвокаты в первом ряду. Судья, понятно, по центру. Ещё один человек в мантии — это помощник судьи.
Фото— и видеосъёмку, конечно, нельзя. В перерыве можно поснимать зал, он того стоит, очень красив. Весь резной и такой, с духом правосудия.
Я как-то провела в этом суде дня три подряд, участвовала в процессе как свидетель. Это было забавно.
Пришла тогда сильно раньше и сидела в зале, пока судили каких-то мелких нарушителей. Суд шёл быстро, многих отпускали — кого со штрафом, кого без. Молодой рыжий пристав улыбался подсудимым и подбадривал беззвучно.
Потом начался наш процесс, и меня попросили выйти — понятное дело, свидетель не должен слышать, что говорится в зале. Сначала показания, а уж потом сиди сколько хочешь.
Я вышла, и тут на меня напала Скабеева. Та самая, с ВГТРК, она тогда корреспонденткой была. Камера, оператор, и эта танком на меня с микрофоном.
Однако до двери меня провожала дама, помощница судьи. Вылитая Катрин Денёв, да ещё в мантии и с чёрным бархатным бантом в причёске, чертовски хороша.
Увидев такое дело, она спросила меня:
— Вы хотите, чтобы вас снимали?
— Нет.
— Вы слышали? Мадам не хочет, чтобы её снимали. Попрошу покинуть помещение.
И всё.
Потом я дала свои показания и осталась в зале слушать дальше. И тут слышу — шум. Он нарастает, и я узнаю эти звуки. И понимаю, откуда они.
Это тюремный бунт. Арестанты чем-то недовольны, они орут и стучат посудой.
Ну, думаю, сейчас заодно посмотрим, как тут работает тюремный спецназ. Помощник судьи встала и закрыла окно, стало потише. Но всё равно ж слышно. Жду, когда приедут усмирители. Или придут.
А никто не едет и не идёт.
Ор продолжался часа два, а потом принесли ужин. Все утихли и пошли заниматься делом. А мы ещё немножко позаседали и тоже пошли себе с миром.
Судили мою знакомую, которая сильно запустила и запутала свои финансовые дела, а потом сто раз выходила замуж, меняла фамилии, уезжала, приезжала и нарушила примерно все налоговые правила. Её строго штрафанули на несколько тысяч евро и отпустили. Она при этом жила в России и не знала, что во Франции объявлена в розыск и заочно осуждена на пять лет. Приехала как ни в чем не бывало, её и взяли.
Она говорит: невиноватая я, я просто распиздяйка, я не со зла.
Суд разберётся.
Разобрался.
Всё.
Она, кстати, продолжает в том же духе, насколько я знаю. Может, ей уже и присесть пора.
Кстати. Когда будете выходить из суда, опять задержитесь. Выйти там, где входили, у вас не получится, но это к лучшему. Вы входили слева от главного фасада с колоннами и ступенями и с золотой надписью про свободу, равенство и братство. А теперь вы именно оттуда будете выходить. Что-то в этом есть необъяснимо бодрящее и вселяющее призрачную надежду на справедливость в этом не худшем из миров.
Тюрьмы народов мира. Украина
— Как хорошо, что мы встретились и полюбили друг друга. Только мне нужна бумага. Окончательная бумага.
— Оль, с бумагой не ко мне. С бумагой в СБУ. Паспортные данные давайте.
Примерно так мы разговаривали прекраснейшим летним деньком в Киеве с директором украинской ФСИН. Там это всё по-другому называется, а Денис Чернышов был главным по тюрьмам в ранге заместителя министра юстиции. Я такого человека давно искала, и с первого взгляда стало понятно, что мы поладим. Потому что именно с этого первого взгляда было очевидно, что передо мной очень умный человек.
Экономист со степенью магистра делового администрирования. Работал в банках. Именно банкир, состоявшийся вполне профессионал. Человек, которому не надо воровать. Я вообще не думаю, что ему это могло когда-нибудь прийти в голову. Открытый. Я его довольно быстро спросила про его зарплату. Восемьсот долларов в месяц в пересчёте.
— Я могу себе это позволить.
Именно. В постсоветских пенитенциарных системах надобно прежде всего деловое администрирование, факт. И кругозор нужен хороший, и страсть к своему делу, и открытость.
Я как-то познакомилась с чиновником из пенитенциарного ведомства Эстонии. Молодой, очень приятный и хорошо образованный человек. И именно что откровенный. Его волновали не достижения, а проблемы. Пенитенциарная реформа в Эстонии началась почти сразу после кончины СССР, и проходила она очень по-эстонски, постепенно. И они сделали ошибку: взяли за основу американскую пенитенциарную модель. А она очень нехороша. В Эстонии это понимают и стараются вырулить, им бы, конечно, скандинавскую модель, но столько денег есть только у Скандинавии, Эстонии