с аппарата трубку.
– Алло. Я не разбудила тебя?
(Что ей от меня нужно?)
– Да, – соврал я. – Но ничего страшного. Здравствуй, Маргарита.
– Здравствуй.
(Молчит. Зачем звонить, если не можешь ничего сказать?!)
–…Знаешь, я много думаю о тебе в последнее время.
(Ишь ты – она думает)
–…Ты слушаешь меня?
– Угу, – ответил я.
– Мне кажется, мы могли бы начать сначала.
– Готовь сани летом, а трамвай спереди.
– Что?
– Чем дальше в лес, тем тише будешь.
– Володя… Я не прошу, чтобы ты сразу принимал решение. Просто подумай.
– Без пользы носимый набрюшник ноги кормят.
– Я знаю, что я виновата. Но теперь я поняла, что жить без тебя не смогу. Просто не смогу…
– Бди в корень.
– Перестань, пожалуйста. Я же серьёзно.
– Я тоже.
– Но почему…
– Ученье – свет, а неученье – золото.
Я её доконал. Она повесила трубку.
(А теперь я буду спать. И телефон отключу. Ясно?)
4. Сны
Его шаги по каменному полу гулко отзывались в дрожании стен. Его лицо – это единственное, что я мог разглядеть.
(Я не мог понять, почему так темно – ведь ближайший торец этого длинного помещения был полностью стеклянным)
Он накручивал на руку кожаный ремень с огромной блестящей пряжкой. А лицо было спокойно и сурово.
– Снимай штаны, паршивец! – гремел его голос, и мои руки начинали дрожать. Выхода не было. Он надвигался на меня, а позади – эта стеклянная стена и пропасть за ней.
И я в страхе ложусь лицом вниз на что-то мягкое – кажется, диван…
В мои обнажённые ягодицы впечатывается угловатая квадратная железная твёрдая колючая причиняющая боль пряжка.
…Я очнулся. Ещё не взошло Солнце, хотя горизонт немного просветлел. Анита дрыхла без задних ног. То есть ноги, конечно, были, но её сон от этого не становился менее крепким.
– Что всё это значит? – прошептал я. – Почему мне без конца снится эта чушь? Меня же никогда в жизни не пороли…
Нахлынули детские воспоминания.
(Володенька, ты почему не хочешь кашку? Давай вот тут посыплем её песочком, поделим на части… Это – за папу, это – за маму. Это за тебя)
КАКАЯ МЕРЗОСТЬ ЭТА МАННАЯ КАША.
(Володя, ты уже сделал уроки? Не будешь учиться – никто за тебя замуж не пойдёт)
КАКОГО ЧЕРТА Я УЧИЛСЯ?
Ладно – выкинуть всё из головы! Затушить плевком и затоптать. Надо пройтись – и на работу. Как там настроение у Чикина?
Я привстал и потянулся за брюками, висящими на стуле. Нащупал пряжку и вздохнул. Сам не знаю, почему.
5. Снова рабочее место
Когда находишься в комнате, где сухо и тепло, тебе, в общем-то, наплевать, что творится на улице. Поэтому я поступил опрометчиво, когда за два часа до положенного времени покинул свою нагретую постель и отправился бродить чёрт знает куда.
Утро было промозглым, леденящим и противным. Солнце затерялось где-то в драных тучах, несколькими слоями заполонивших небо. Я решил, что прогулку придётся отменить.
Подняв воротник куртки, я зашагал в сторону конторы – ничего страшного, если нагряну немного раньше.
По дороге то и дело наплывали картинки вчерашнего происшествия: тело Хлатта, болтающееся под колёсами грузовика и разбрызгивающее кровь…
(Тьфу, чёрт, почему я опять назвал его Хлаттом?)
…и его остекленевшие глаза, уставившиеся в небо – уже потом, когда грузовик скрывался из виду, а я беседовал с хладнокровной учительницей Светланой на дурацкую тему дорожного строительства.
(Погоди-ка… Что-то ты начинаешь вспоминать)
А ведь я на самом деле кое-что помню о том грузовике. Тень была "безносая" – то есть двигатель расположен под кабиной, а не спереди, за тягачом шёл длинный прицеп-трейлер, а на его борту я видел длинную надпись – букв десять, не меньше. Что же за надпись? Поганый склероз…
Ладно. Отбросим это. В конце концов, Киж, на что тебе сдался этот дохлый старик?
(Что?! Как я СЕБЯ назвал?!)
Я понял, что схожу с ума. Я остановился и сильно ударил себя кулаком по лбу:
– Меня зовут Володя Сергеевич! Всё! Точка, – и заметил, что чуть не прошёл мимо дверей конторы. Наружная дверь была открыта.
Я не спеша поднялся по лестнице, прошёл по коридору, свернул в машинный зал… и обнаружил, что дверь когда-то успели починить,
(Что они, на ночь плотника вызывали?)
а значит, сейф с бутербродами для меня был временно отрезан.
Временно – то есть до прихода Чикина.
Пришлось отправиться в свой кабинет, где не было ничего интересного, кроме двух столов, окна и телефона. А, нет… в шкафу с отчётами мог заваляться какой-нибудь детективчик…
Я приоткрыл дверь, вошёл и вдруг услышал в тишине хлюпающие звуки,
(Что такое?)
которые доносились от окна.
Я, насторожившись, вышел из-за шкафа. На подоконнике сидела Надя с красными от слёз глазами. Слёзы и сейчас ещё текли по её щекам, отчего всё лицо слегка поблёскивало на свету.
Мне стало её жаль.
– Здравствуйте, Надя. Что случилось?
Я подошёл, подсел рядом и движением пальца удалил с одной щеки прозрачный ручеёк.
– Вы не поймёте, – пробормотала она едва разборчиво.
– Почему же?
– Мне так кажется. У вас нет…
– Сердца, да? Вам только кажется. Расскажите мне, и вам станет легче.
Она недоверчиво взглянула на меня, потом опустила голову, отчего её темно-русые волосы упали с плеча и закачались в воздухе.
– От меня муж ушёл. Вернее, я от него ушла. Или… вообще-то непонятно, кто от кого ушёл.
– Наверно, вы, раз вы здесь сидите. Между прочим, у Скворцова в кабинете, за шкафом, раскладушка есть. Нечего было городить из стульев Бог знает что. Это я так – на следующий раз.
– Следующего не будет.
(И новые ручейки из глаз)
– Ну, не надо, Надя, пожалуйста. Хотите, я с ним поговорю?
Она молча мотнула головой.
– Ладно, успокойтесь. Я уверен, что утро вечера мудренее.
– Это к чему?
– Он проснётся и поймёт свою глупость.
– Нет. Он гордый.
– Неважно. Вот увидите – скоро он догадается позвонить сюда.
Зазвонил телефон. Я снял трубку, потом улыбнулся и сказал:
– Вас, Надя.
Она широко раскрыла глаза, отвела в сторону волосы и опустила ноги в узких джинсах с подоконника:
– Вы шутите, – а потом поняла, что я не шучу и так метнулась к трубке, что ударилась бедром об стол и сдвинула его с места.
Я поспешно покинул кабинет – не стоило мешать.
Кто-то вошёл в зал машинописи. Я не успел его разглядеть, но был уверен, что это Чикин. Я пробежал по коридору и последовал за ним.
Чикин стоял перед своей