О том, что надо идти в бой, быть может – в последний?
Петя Ниткин опустился на колени, снял очки.
– Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое. Наипаче омый мя от беззакония моего, и от греха моего очисти мя. Яко беззакония моя аз знаю и грех мой предо мною есть выну. Тебе Единому согреших, и лукавая пред Тобою сотворих, яко да оправдишися во словесех Твоих и победиши внегда судити Ти…
Рядом Севка Воротников нежно, словно свою Ксению, обнимал родимый «гочкис», и Федя разобрал его горячий шёпот:
– Я вернусь, вот увидишь. Приду. Не сомневайся.
И Феде Солонову тоже очень-очень хотелось сейчас обратиться хоть к кому-то, неважно, к живым или мёртвым.
Лиза. Мама. Отец. Сёстры. Уж девять месяцев как идёт война, и девять месяцев от них никаких вестей.
– Лиз. Ты не сердись, ладно? Я, мы, мы все вернёмся. Господь управит…
Он хотел ещё добавить: «И тогда я тебя поцелую по-настоящему», – но не дерзнул.
Неслышной тенью возник Две Мишени.
– Все готовы?..
– Так точно! – в тон, шёпотом, ответил Фёдор.
– Тогда пошли, господа прапорщики.
И – словно по заказу! – набежали тучи, скрывая луну и звёзды. Первая рота в молчании приближалась к речному берегу, выбрав место, где заросли не слишком густы, иначе противник, если бдителен, непременно заметит их шевеление.
Ночная вода холодна, но ступившие в неё сейчас не чувствовали холода. Погружались, ныряли, выставляя на поверхность дыхательные трубки.
Они повторяли удавшийся на Икорце приём. Но там была узенькая тихая речушка, а тут – полноводная могучая Ока. Фёдор невольно вспомнил правила их военных игр, когда даже самую узкую речку полагалось «штурмовать по всем правилам», высунулся на поверхность – всё, «убит».
Ока широка, сто саженей, и течение неслабое. Александровцы не боролись с ним, позволяя сносить себя вправо от того места, где погрузились; дозоры красных и траншеи тянутся по всему берегу, но чем дальше от Серпухова и моста, тем они реже и слабее.
Тихо-тихо выбирались на северный берег. По правую руку – устье Речьмы, впереди – густые приокские леса. Траншеи красных дальше, за речушкой, но и тут, впереди, хватает выдвинутых секретов, пулемётных засад и прочих прелестей. Хорошо, хоть мин нет.
До железной дороги и Серпухова – пять верст. Но это если по ровному. А если так, как они…
Одного дозорного заметил и «снял» Севка. Пулемётчики в хорошо замаскированном гнезде не дремали и натворили бы бед, кабы Петя Ниткин не подсказал: «А давайте, господа, во-он там глянем, уж больно местечко хорошее, сам бы засел!»
С третьим патрулём столкнулся сам Фёдор, пробираясь по влажной земле. Шли красные во весь рост, не скрываясь, и, похоже, ощущали себя в полной безопасности.
Нож в руке, Фёдор возник прямо перед ними, делать обходной манёвр и заходить со спины времени уже не осталось. Выпад, удар, отшагнуть, ударить вновь.
Всё. Никаких мыслей, сомнений, колебаний. Они придут потом, с ежедневной молитвой. А сейчас он просто открывает дорогу своим.
Ровно в два часа ночи возле моста поднялась стрельба. Беспорядочная, но сильная. Александровцы уже успели взобраться на небольшую возвышенность, поднимавшуюся над приречной низиной. Высота невелика, и крутизны нет, а всё же и обзор лучше: весь берег как на ладони.
Над крышами Серпухова при первых выстрелах взлетела сигнальная ракета. Две Мишени поглядел на неё, прищурившись; а затем с правого, южного, занятого добровольцами берега грянули один за другим три орудийных выстрела. Снаряды разорвались в мелкой воде и возле насыпи у северного конца моста.
– Встали, – негромко сказал Аристов.
В тишине, без «ура», александровцы покатились упругим клубком к позициям красных. И вот они, окопы, траншеи, бруствера, всё обращено к мосту.
Полетели гранаты, спрыгнул в траншею Севка Воротников, его «гочкис» ожил, поливая направо и налево свинцом; Фёдор Солонов выстрелил навскидку, едва уловив краем глаза движение у врага; Лев Бобровский, как всегда, имея донельзя презрительный вид, метко закинул связку гранат прямо в распахнувшуюся дверь блиндажа.
Теперь палили уже в них, палили все вокруг, но, как всегда, в панике и неразберихе, александровцы успели захватить пулемёты и переколоть-перестрелять пулемётчиков.
Вокзальчику крошечной станции «Ока» досталось больше всего, из окон верхнего этажа валил дым; но Фёдор и его команда были уже внутри, быстро покончив с сопротивлением.
Мост был взят. Уже не первый, и, наверное, не последний…
Две Мишени меж тем повёл роту на север, к центру Серпухова, а по мосту уже катилась волна пехоты – дроздовцы и александровцы вместе.
Ночной бой хаотичен. Где свои, где чужие, где командиры, что делать? Только отлично обученные войска решаются на ночную атаку, где каждый знает свой манёвр; а вот если манёвра не знать, если бойцы жмутся друг к другу, соображая только, как намертво вцепиться в свой окоп, – тогда дело плохо.
Третьей волной прошли корниловцы. Маленький тихий Серпухов заполнили стрельба, разрывы, крики, где-то что-то начало гореть; однако работа первой роты была сделана, и вынырнувший как из-под земли Две Мишени погнал мокрых своих прапорщиков в тыл. Нечего вам, мол, тут делать.
Странно это было и даже дико – отходить цепочкой в затылок по одному, когда через мост валят и валят свежие части. Но мокрые александровцы (плыли-то в одежде, да и оружие тащили с собой, тщательно упрятав в доставленные из Тулы водонепроницаемые мешки) сейчас не солдаты. И потому Две Мишени отводил их в тыл – свою работу первая рота сделала.
Теперь – очередь других.
Петербург, 14 июля 1915 года
– Тихо, тихо, товарищи! Слово для сообщения о текущем моменте имеет товарищ Боков, заместитель товарища наркомвоенмора. Товарищ Троцкий срочно убыл ближе к фронту для личного руководства обороной Москвы.
– Ви, товарищ Рыков, очень дэликатно висказываетесь. Не по-болшевистски. Товарыщ Троцкий, очевыдно, нэ хотэл, чтобы я вновь задал бы ему нэприятныэ вопросы…
– Иосиф Виссарионович! Ну скажите же, ради бога, – ох, простите, товарищи, случайно вырвалось! – чего вы добиваетесь? Прямо, по-партийному, по-большевистски, как сами только что указали?
– Во-пэрвых, товарыщ Рыков, я не «добиваюс», а прэдлагаю. Прэдлагаю нэмэдлэнно снять Троцкого с поста наркома по военным и морским дэлам. Во-вторых, прэдлагаю нэмэдлэнно прэкратить всэ наступательные дэйствия Ударной группы под Орлом и Кромами. Конныэ части Улагая заходят им в тыл. А вот опэрацию мэстного значэния, начатую Егоровым на Юго-Восточном фронтэ, надо продолжать и пополнить рэзэрвами, ибо там намэтился успэх, что заставляет бэлых перэбрасывать туда подкрэплэния. В-трэтьих, надо ускорить всеми мэрами сбор рабочих частей в Астрахани и Царицыне. У бэлых не хватило сил его