В результате моих настойчивых требований часть людей вышла на работу и в последующие два дня. Когда же позже негры перестали являться на работу, Ндорума однажды утром велел бить в огромный боевой барабан. Звук его далеко слышен и, смотря по числу и роду ударов, означает, что по приказу князя живущие вокруг вассальные вожди со своими подчиненными должны вооруженными поспешить сюда на собрание или торжество, на охоту или на войну. В прошедшие времена, когда эти области были гуще населены, такими сигналами, тотчас же повторяемыми до самых крайних границ области вождями на их барабанах, мобилизовались всегда готовые к войне люди в короткий срок. Так и в данном случае сигнал у хижин Ндорумы был сейчас же повторен на боевых литаврах некоторых вождей. В течение короткого времени прибыли вооруженные копьями и щитами люди. Когда они узнали, что то была шутка князя, веселость их была очень велика; они мирно сложили свои копья и щиты у хижин, и все воинство соблаговолило стать на работу. Забор вокруг стоянки был скоро закончен, и я велел в завершение сделать его еще более неприступным, набросав на метр высоты кучи колючек из леса, чтобы затруднить хищнику вход в зерибу. Лишь теперь, когда изгородь была готова, я мог отдаться исполнению давнишнего моего желания развести огород внутри станции. С этой целью я отделил с помощью моих слуг северную треть внутреннего пространства легким низким забором. Дорожка, с обеих сторон огороженная подобным же образом, делила огород на две равные части и вела к входу, а оттуда вниз к речке У эре. Второй вход в ограде станции был обращен на юг к жилищам Ндорумы.
За последнее время дождь размочил землю, и этим облегчилась вспашка ее европейским способом. Ньям-ньям перед посевом обрабатывают землю небольшими мотыгами, которые разрыхляют ее только поверхностно. Я для огородных работ привез с собой из Европы лопаты и грабли и обучал теперь своих слуг, как пользоваться ими. От Фараг’Аллы я имел здесь хорошую помощь, так как он уже подобную работу видел в Европе. Вскопанный участок земли был, по отечественному образцу, разделен узкими дорожками на длинные грядки, которые я засевал по вечерам различными семенами. В течение нескольких недель в обоих огородах было сделано шестьдесят таких грядок.
На западной стороне станции позади домика Бондорфа находилось несколько небольших помещений для верховых животных; в крайнем углу, у огорода, находился особый павильон для уборной, а перед ним, ближе к середине станции, я велел построить большой просторный шалаш, служивший складом и местом ночлега моего слуги Фараг’Аллы. В целях пожарной безопасности я не поместил весь багаж в одном месте, а разделил между различными постройками. У (правой) восточной стены возвышались шалаши, построенные для служанок, хлев для коз и курятник. Шалаш с двускатной крышей, построенный к нашему прибытию и расположенный посредине двора, служил, после окончания строительства моего жилища, для хранения ящиков и собранных сухих дров. Там же спали и остальные слуги. Мое личное жилище было построено последним, так как другие работы были более нужными; оно находилось справа от южного входа в стоянку. До его окончания я ночевал в дар-эт-торе, где провел много бессонных часов у огня, когда ночью лил дождь, и вода, капавшая во многих местах через плохую крышу, заставляла меня выискивать другое еще сухое местечко и защищать багаж и постель от сырости. Среди многих огорчений и досады тех дней первые ростки моего посева доставили мне тем большее удовлетворение, и с радостью я приветствовал крошечные растеньица, ежедневно появлявшиеся на грядках.
Известие о том, что леопард снова похитил человека во время работы в поле, усилило нашу бдительность. Входные ворота станции теперь всегда, по крайней мере с заходом солнца, тщательно запирались и по моему распоряжению также укреплялись ради предосторожности кустами колючек, благодаря чему мы чувствовали себя в относительной безопасности.
В начале июля я почувствовал удовлетворение, видя, что главные работы на станции были закончены; правда, еще нужно было выполнить второстепенные, но необходимые мероприятия.
Когда мы 9 июня впервые увидели место нашего будущего жилища, я не думал, что потребуются недели на его сооружение: ведь оно строилось в основном по образцу негритянских жилищ, постройка которых требует всего лишь одного рабочего дня, так как при этом помогают дюжины рук. Постройка жилищ с односкатной и двускатной крышей также не чужда племени ньям-ньям: навес для нас был построен по этому типу. Негры, конечно, используют большие здания только для собраний во время дождя. Лишь у племени амади на юго-западе и у народов к югу от Уэле стали обычными четырехугольные жилища с двускатными крышами вместо круглых жилищ с конической крышей. Эту последнюю форму я предпочитал двускатным крышам, потому что она дает больше воздуха и обеспечивает хороший выход дыма от постоянно поддерживаемого огня. Для удобства европейца и из-за большого количества его снаряжения жилища должны быть больших размеров, чем жилища туземцев, и более прочной конструкции, чтобы противостоять ветру и грозе.
Вообще негры этих областей строят небольшие, легко возводимые хижины, ньям-ньям, правда, иногда строят довольно красивые и чистые хижины; очень часто можно видеть жилища круглой формы с тонкими глинобитными стенами и поверх них легкую крышу, покоящуюся на балках.
Я был сердечно рад видеть мой дом готовым для жилья, но продолжал работать со всей моей молодежью, чтобы устроить в доме стеллажи для укладки части багажа. Их установили вдоль внутренних стен здания на высоте около одного метра. Подобные стеллажи устраивались всегда при длительном пребывании на одном месте для защиты предметов снаряжения от прожорливых белых муравьев. Самой строгой обязанностью слуги, который ежедневно убирал помещение, являлось устранение проходов, которые термиты проделывали за ночь в стойках. Против термитов защитой служит только педантичный порядок: я, например, никогда не забывал перед сном повесить снятые сапоги или поставить их на табуретку. Эти маленькие прожорливые насекомые должны обладать особенным инстинктом и исключительным обонянием, чтобы выйти из земли как раз в том месте под предметами, где они находятся на земле, и в темноте незримо начать свое разрушительное дело.
Термиты (белые муравьи) боятся дневного света и поэтому, как только они выходят из-под земли и поднимаются на дерево или столб, тотчас начинают строить, одновременно с продвижением вперед, сводчатые проходы над собой. Они скоро покрывают ствол твердой земляной корой, под которой затем происходит их разрушительная работа. Какое чутье может привести этих маленьких насекомых из их подземного убежища как раз под подошвы пары сапог, поставленных под кровать?! Может быть, кроме рабочих и солдат, у них еще имеются разведчики? В то время как во всем помещении не видно было никаких термитов, мы находим сапог со свежими земляными проходами термитов и с уже частично разрушенной за ночь подошвой. О жизни животных разнообразных форм и бесчисленных особей под землей, об их беспокойной старательной работе (она в течение тысячелетий, наверное, влияет на непрерывное, едва заметное изменение самого верхнего слоя земной коры) мы можем составить себе лишь приблизительное представление.