выше и выше, мелькнул ярко… и исчез!.. Раздался страшный крик страдалицы, такой крик, от которого вздрогнули созидаемые стены; такой крик, что испуганное эхо вторит его и нынче, как уверяют окрестные жители, слышавшие его во время ночной тишины; такой крик, от которого замрет сердце самого храброго солдата и от которого в один миг седеют волосы у того, из чьей груди он вырвется; а Мануло выдержал и пережил крик страстно любимой им жены. – Он думал о славе!..
С тех пор храм, воздвигаемый Манулом, как видно было, своему тщеславию, а не Богу Живому, подвигался быстро вверх и вскоре вознесся высоко и величественно. Мануло, в припадке ли сатанинской гордости или просто в помешательстве ума, вздумал с высоты его достигнуть неба; он взошел на верхушку колокольни по неснятым еще лесам и лестницам и, подвязав к плечам своим крылья, хотел подняться вверх, но, новый Икар, он слетел вниз!.. Серный запах и синий дым взвился над трупом его и показал присутствовавшим, каким путем отошла грешная душа этого человека.
Поверье о том, что всякое большое здание должно быть основано на человеческой душе, общее всем южным и западным славянам, венгерцам и народам соседним и, кажется, имеет свой источник на Востоке. И нынче строители дома стараются захватить в свои стены человеческую душу, но это делается иначе, чем делалось прежде; плотник или каменщик, смотря потому, из какого материала строится дом, залучив к нему беспечного прохожего, ухищряется поставить его таким образом, чтобы тень от него падала на сооружаемую стену, которую и заделывает в то же время, пока тень не отшатнулась; но как и это трудно приводить в исполнение, потому что посетитель может догадаться в чем дело, то строители ограничиваются тем, что снимают мерку с чьей-либо тени и закладывают ее в постройку, оставляя отверстие в стене, как бы для того, чтобы заключенный в ней дух мог посещать весь дом, потому, что он делается с тех пор хранителем дома, домовым, валахским стафией; только после этого постройка дома идет удовлетворительно; за то, лишившийся своей тени недолго переживает ее и обыкновенно умирает с тоски; при этом происходят самые странные вещи. Вот что случилось лет пятьдесят тому, в православном городе Букаресте.
Боярин, по имени Янко, по фамилии – но что за нужда до фамилии, – Янко строил себе великолепный дом. Постройка, приходившая к концу, вдруг стала не клеиться; то балка обрушится, то рабочий упадет с лесов, словом сделалось ясно, что созидаемому дому недоставало стафия. Янко решился помочь рабочим: он созвал приятелей праздновать свои именины и дал обед, в одной из отделанных наскоро комнат нового дома; между тем каменщики не дремали. – Тень прекрасной Сафты падала прямо на стену, в которой заранее было приготовлено отверстие, и рабочие, тихомолком, как бы не до них касалось дело, начали закладывать ее, но едва успели они довести работу до половины, как Сафте сделалось дурно, видно добрый дух сторожил ее, и она вышла из комнаты; вскоре и все поднялись из-за стола. – Рабочие довольствовались одним куском тени, но недоволен был таким терзанием стафий; дом, правда, окончили, но в нем производился такой содом по ночам, что никому не было житья.
Между тем, Сафта не приходила в отчаяние от того, что лишилась половины своей тени, от головы до талии: букарестскую женщину нелегко довести до отчаяния. – Напротив, она решилась воспользоваться этим случаем. Муж ее был очень ревнив, чего не случается нынче с мужьями в Букаресте. – Однажды, ночью, шел он мимо жилища Янко, который, заметим, был холост; вдруг видит он у окна тень женщины; любопытство подстрекнуло его; он всматривается и узнает тень своей жены. Рогоносный ревнивец кинулся к дверям, но дом уже был оставлен жильцами, чего не знал бедный муж и, несмотря на стук его, никто не отпер двери. Он кинулся к себе домой, прямо в спальную жены и видит свою Сафту, спящую сном праведницы; муж не поверил этому сну; он довольно долго стучался в двери, как сумасшедший, и жена, конечно, успела выйти в другие и неприметно дойти до своей комнаты. Янко, как водится, сделал сцену жене. Это повторилось несколько раз; наконец, муж, терзаемый отчаянием ревности, самым ужасным и изобретательным отчаянием в свете, решился публично изобличить свою жену в преступлении. Он собрал несколько свидетелей, людей почтенных и рогатых, подкараулил с ними вместе появление тени жены у окна дома Янко и горя нетерпением, отправился поскорее, вместе со свидетелями, к себе домой, чтобы написать законный акт свидетельства. Каково же было удивление всех, когда они увидели Сафту, спокойно сидевшую в кругу своих гостей и, пользуясь отсутствием мужа, очень дружески разговаривавшую с одним молодым человеком; гости единогласно показали, что она около часа не вставала со своего места. – Сафта воспользовалась этим происшествием, наделавшим много шума и развелась с мужем, которого принудила заплатить значительную сумму за такую гнусную клевету на честь невинной женщины. Между тем мужья, бывшие на карауле у дома Янко, не переставали уверять и клясться, что видели собственными глазами тень Сафты у окна, а жены, бывшие в тот вечер у Сафты, восклицали, что мужья лжецы, племя недостойное и гадкое, которое сочиняет разные скандальные истории на их счет. – Семейные ссоры не переставали. Этого мало: Сафта, давно догадывавшаяся, что это были проказы стафия, укравшего у нее половину тени и обитавшего в доме Янки, боялась, чтобы и другие не догадались в чем дело и таким образом не открылась невинность мужа и истина свидетельства его приятелей; она прибегла к помощи цыганки, славившейся своим чародейством, та обещала приобрести ей кусок недостающей тени и вскоре сдержала слово; цыганка похитила часть тени, от талии, до оконечностей волос на голове, у жены президента Криминального Дивана; правда, этот широкий обрубок не совсем приходился к остальной части грациозной тени Сафты, но она умела скрыть спай разнородных обрывков широкими складками платья и гордо расхаживала в своей обнове во всеувидение по Букаресту, между тем как прежде не смела шевельнуться на месте, боясь открыть свой недостаток. В то же время в городе разнеслась новая, очень соблазнительная история, жертвой которой была жена бедного президента криминального дивана, изжившая с ним четверть века в мире и согласии. Тень ее стала являться по вечерам у окон домов, где жила холостая молодежь, очень не крепких нравов. – Президент завопил как баран, клялся поймать свою преступную жену на месте преступления и не мог. Жена рыдала, а Сафта смеялась. – Букарест чрезвычайно смутился от такого соблазна; между